40 дней до приказа

Старлей за рулем, мы втроем рядом, мчимся вниз по серпантину. Старлей:
- Биджо из деревни сейчас приехал и сказал, что час назад у развилки слетел в пропасть наш Урал. Солдат наверняка погиб. Галкин.

Наступила тишина.
Сергей! Галкин! У меня раскололась голова и не от перепада давления при быстром спуске... Серега был моим лучшим другом. Я знал его всю солдатскую жизнь. С самой учебки. Нас бросало из части в часть и всегда вместе. Даже койки наши рядом. Как же так? А вдруг живой? Ну бывают же чудеса.

Стали всплывать события минувшего вечера: Серега слегка выпил. Его угостили приблатненные стройбатовцы. Их прислали ремонтировать нашу казарму. Потом они уговаривали Серегу поехать на Урале за новой дозой чачи. Я отозвал его в сторону и сказал:
- Не вздумай. Залетишь перед дембелем.
Он бормотал:
- Да я сам не хочу, но неудобно отказать, они меня угощали...

Серегина машина была старше всех нас вместе взятых. Один день Урал ездил, но за это загонял Серегу на целую неделю под свое глинистое брюхо, заставляя материться и лязгать железками. Сколько раз мой друг просил снять его с машины:
- Товарищ лейтенант - это металлолом. Не могу я ее больше чинить. Тормоз работает только с четвертого качка, а люфт у руля целых пол-оборота. Да и дембель скоро. Когда же придет стажер?
Старлей:
- А ты не тормози, а газуй, да и люфт это ерунда. Дорогу ты знаешь, рули заранее. А стажер будет. Вот закончишь зимний завоз и будет...

Приехали.
Осветительная ракета убила во мне надежду на чудо. Урал лежал внизу метрах в ста, но где у него перед, где низ и верх было непонятно. Сплющенная кабина находилась под рамой.
Я не удержался и зарыдал.
Старлей доложил обо всем по рации в бригаду.
Дождались рассвета и потихоньку спустились к разорванному железу.
Когда ротный заглянул в кабину, его вывернуло.

Я не верил в реальность происходящего. Все было как бы не со мной. Влез в кабину и сразу узнал Серегиного пассажира. Стройбатовец. Мертвый, но не разорванный. От моего Сереги остались только две ноги и... тряпки (Не буду вас грузить подробностями - они и мне радости не добавляют. А только собрали мы Серегу в два ведра...)

К полудню приехал комбриг, прокурор, особист и черт лысый. Комбриг кричал:
- Старлей! Я тебя поздравляю, Ты дослужился до лейтенанта!

Пока мы вынимали из кабины погибших, я нашел там дипломат, в котором был дембельский альбом Сереги, его военный билет и права. Документы отдал ротному. Альбом спрятал в кустах, чтоб не достался офицерам. Там куча неуставных фотографий на фоне секретных станций. Нужно было его незаметно провезти в часть, а после отправить по почте родителям.

Есть мы физически не могли. Погрызли сухарик. И то не все.
В часть поднялись только поздно ночью.
Я вошел на поролоновых ногах в спящую казарму, с альбомом подмышкой и понял, как устал за эти сутки. Подошел к койке, и такое зло меня взяло. Не прошло и суток со смерти Сереги, а на его месте уже дрыхнет какое-то мурло. Хотя жизнь продолжается, «козырное» нижнее место не должно пустовать. Но, черт возьми, не в первый же день.

Бужу за плечо этого морального урода.
Из-под одеяла вылезает сонная голова Сереги Галкина и говорит:
- Я тебя ждал ждал и заснул. Ну че, там, капец моей машине? Жалко ее все равно, но зато больше не заставят ремонтировать. И этих уродов, стройбатовских, жалко, царство им небесное. Я им ляпнул сдуру, что машина без ключа заводится. Слушай, а ты там, в кабине, случайно...

Тут только я вышел из полуобморочного состояния и, радостно матерясь на всю казарму, шарахнул Серегу альбомом по башке (шишка на лбу от медной заклепки осталась у него до дембеля).

В эту секунду в дверь ворвался возбужденный старлей:
- Галкин, твою мать! Ты живой?! Красавец!
И глядя куда-то в потолок:
- Вверенные мне бойцы все до одного на месте, идите вы на хер, товарищ полковник! Всем, отбой!