Очки

За ними он ухаживал как за самой важной частью тела, и уж никогда бы не подумал, что разобьются они так нелепо: взял, не пойми кто, беспричинно толкнул, и прощайте, родные! Тут к нему пришла забавная идея: вернулось бы к нему острое зрение, так он ежечасно полировал бы глаза, как очёчные линзы, сдувал бы с них пылинки, а на ночь обворачивал бы в шёлковый платочек. Эта мысль его и рассмешила и взбесила: и зрячего могут толкнуть, да так, что навсегда ослепнет.
Вадик попытался вспомнить, не встречал ли поблизости чего-то, связанного с оптикой - безуспешно. Парень подслепо побрёл куда-то.

- Эй, - его схватили за плечо, - У вас проблемы?
Он обернулся и прищурился, близко приблизившись к неизвестному: мужчина за пятьдесят, взлохмаченный, седовласый. Твидовый пиджак, рубашка без галстука.
- Да, имеются, - рассеяно ответил Вадик, - Но небольшие. Мне бы в оптику попасть, но поблизости даже аптек не припомню.
- Приятно встретить клиента! - обрадовался седой, - Идёте вы как-то рассеянно, шарахаетесь. Рискну, думаю. Мало ли, пьяный, наркоман, душевнобольной? Ан нет, свой человек. Очки разбили?
- Именно.
- Так идёмте, идёмте. Здесь недалеко.

«Идём значит , - представил Вадим, - Приводит меня в закоулок, ударяет в темечко чем потяжелее, обносит... Но нет, не может быть уличных грабителей в пиджаках!»

Он посеменил за седовласом.
Вадик, пока шли, нашёл себе развлечение: он приноровился подключать воображение, меняя искажённую реальность: рисовал людям лица, развешивал вывески и автомобильные номера, урны превращал в цветочные горшки, а серые тополя - в яркие пальмы.
В закоулок свернули.
Спустились в подвальное помещение.

«Странная мастерская у этого оптика... Подземная, - Вадим смеялся про себя, - Точно! В рабство отправят! Или, может, там комната пыток старого извращенца?»

Седовлас отпер железную дверь, и они вошли внутрь. Комната оказалась просторной, хорошо освещённой мощным плафоном; со светлых стен свисало множество полочек, заставленных ящичками, в дальней стене была дверь, оббитая чёрной кожей. В глазах троилось, и мелких подробностей он разобрать не мог. Его усадили в мягкое кресло.

- Валерьян Зрачков, - представился седовлас, - Какую форму очков предпочитаете?
- Любую, лишь бы видел. Только не круглые!
- Сколько у вас диоптрий?
- Минус восемь с половиной.
- Астигматизм?
- Нет.
- Сейчас я проведу некоторые измерения и примусь за изготовление. Это займёт немного времени, не переживайте.
Зрачков подошёл к одной из полочек, поковырялся там, что-то взял и вернулся к Вадиму. Он стал светить в глаза, просил не щуриться, стараться не моргать.

- Я вроде не к окулисту пришёл.
- А я и не офтальмолог, - ответил Зрачков, - Я оптик, не больше. Делаю всё, чтобы новые очки идеально подходили клиенту. Работаю, только и всего.
- Простите, конечно, но...
- Не мешайте работе!
Измерения продолжились.
- Всё, молодой человек, - Валерьян улыбнулся, - Ждите здесь. Очки скоро будут.

Он скрылся за чёрной дверью.
Вадик насвистывал популярную мелодию, закрытые глаза его отдыхали - уж очень устали, отдавая тяжестью в голову. «Ну и денёк, с работы точно выпроводят, - решил он и тут же отбросил эти невесёлые мысли, - Какими они будут, новые очки?»

Раздался голос Зрачкова:
- Глаза не открывайте. Будет небольшой сюрприз, - шаги приближались, - Одна из лучших работ!

«Сказал бы ещё: закрой глаза, открой рот. Раз, два» - Вадик не досчитал, ощутив то, чего совсем не ожидал.
Горячее, плавкое прилипло к лицу, врезаясь под кожу словно увеличенный в сотни раз клещ. Вадим в испуге открыл глаза, вскочил с кресла, заорал от боли:
- Что вы делаете, вашу мать? - получил мощный удар в лоб, ощущения притухли, безмолвно обмяк в кресле.

Он очнулся в чём-то мягком и холодном, над головой дул ветер, пахло отвратительно. Он ощупал область вокруг глаз и нашёл там нечто холодное, безжизненное. Глаза смотрели сквозь чистейшие, без единой пылинки линзы: отчётливо виднелся каждый жёлтый лист дерева, что возвышалось над ним. Зрение вернулось. Кожа вокруг глаз болезненно ныла.

Парень попытался сорвать с себя странные очки, и вскрикнул - ощущения были такими, будто вырывают губу, предварительно сжатую в плоскогубцах. В голове быстрехонько восстановилась картина произошедшего - сумасшедший Зрачков и его «одна из лучших работ».

- Чего орёшь, бомжара? - Вадик услышал насмешливый голос и вскочил на ноги: он находился среди мусорных куч и контейнеров близ неизвестного ему жилого комплекса. На него двигалось существо с сержантскими лычками, кое-как пришитых к драной ментовской форме, тварь обладала клыкастой пастью и шестеркой звериных глаз, расположенных по-паучьему и двигавшихся по-хамелеоньему. Существо направило на него угрожающе клацавшие, длинные клешни, и Вадим, недолго думая, бросился бежать.

Он, сверкая пятками, выскочил на проспект и обомлел: повсюду кишели твари, среди них он различил несколько, сбившихся в кучу, точь-в-точь похожих на преследователя. Они не обращали на него внимания, шастали туда-сюда. Парень оглянулся: погони не было.

Набрав побольше воздуха в лёгкие, Вадим принялся рассматривать богатый бестиарий: слоноподобный бугай с мордой мопса кушал шаурму, тощая человекоподобная рыбина, посасывая тоненькую сигаретку, перебирала ножками в сторону салона красоты, волосатая обезьянка в спортивных штанах, улюлюкая, выскочила из метро.
Да! Вадик заметил и вполне обычных людей.

Самым удивительным открытием было следующее: люди преспокойно здоровались, преспокойно беседовали с монстрами; люди даже любовно целовались с монстрами; всё смешалось - твари по паре не находилось.

- Ну и денёк сегодня выдался, ну и очки! Эх и Зрачков! - парень озадаченно посмотрел в сторону и вскрикнул, зацепившись взглядом на зеркальной магазинной витрине, - Господи!
В отражении, сквозь мерцающие линзы, вогнанные в чудовищную оправу, на него смотрело полусогнутое существо с получеловеческой, похожей на кротовью, головой.

- И я, получается, урод!? - с отвращением спросил себя Вадик, и испуганно вздрогнул от неприятного голоска, проскрипевшего из-за спины:
- Наконец-то ты прозрел! Урод! Урод! Все вы уроды! - он обернулся и увидел поросячью башку, обмотанную бабьим платком. Свинья укорительно тыкала в него копытцем.
- А вы? - Вадим едва сдержал смех.
- Да как ты смеешь, ирод?! Мне семьдесят лет! Умный больно, сайгак демократский? Ветерана труда обижаешь, либералище? - Вадим вспомнил соседку - язвительную, туповатую политиканшу - старуху Евдокию Кузьминичну, и от души рассмеялся.
- Сволочь! - прокряхтела свинья и понеслась, перебирая копытцами, прочь, - Милиция! Милиция!
Шестиглазые ментозаврики, слонявшиеся по проспекту, внимания на развонявшуюся хрюшку не обратили.

«Значит, очки Зрачкова как бы истинную сущность показывают, - Вадим размышлял, поглядывая на разбушевавшуюся свинью, - Есть мы. Есть люди. Стоп, а почему я вижу себя уродом-то? Интересно тогда, в чём же разница между мной и тем?»

Теперь Вадим смотрел на лысенького старичка-мороженщика, который улыбнулся и протянул «Эскимо» саблезубому зверёнышу.
- Здравствуйте, - молодой человек подошёл к палатке, - Вопрос есть!
- Вам какого, юноша? Шоколадного, сливочного? - от старика веяло сладким холодком - запахом детства, и Вадим уж было полез в карман, но резко отдёрнул руку - его интересовало более важное:
- Нет, никакого, спасибо. Вы ничего дурного не подумайте, но... Почему вы нормальный, а я нет?
- Вы, как я вижу, обычный. И я, по-моему, такой же как вы. Эскимо, может?
- Вас мало! - Вадим нервно рявкнул на старика.
- А вас? - спокойно спросил мороженщик.
- Пруд пруди!
- Но все любят мороженое! - старичок сконфуженно улыбнулся, - Шоколадного, друг?

Вадик отскочил от него как прокажённый - прочь, прочь, прочь!
«Бежать! Сколько их, сколько! - Вадима тошнило от отвращения, - Куда, где спрятаться?»

Он ударился в грудь рыжей гориллы:
- Куда прёшь, урод? - заревела эта тварь в дорогом костюме.
- А вы кто?
- Пошёл вон!
И всё, закружившись, поплыло перед глазами...

- Ааа! - Вадим завопил, схватившись за кипящую голову, - Зрачков! Зрачков!
- Я к вашим услугам, - всё померкло, из невидимых, несуществующих динамиков раздался громкий голос, - Ответ на вопрос прост, Вадим. Урод в этом мире тот, кто считает уродом ближнего.
Вадику захотел крикнуть что-то, но ощутил, как в его кровь, сквозь кожу, нежно проткнутую иглой, вливается мягкое, успокаивающее...

- Сынок, как ты? - Вадим, придя в себя, услышал родной голос.
- Где я, мама? - он открыл глаза и близоруко сощурился.
Мать ласково надела на него новенькие очки.
- Всё хорошо, Вадичек, всё хорошо! Ну, слава богу!

Он лежал на больничной койке, в светлой палате. На тумбочке лежали апельсины. И брикет шоколадного мороженого на блюдечке.
Вошли. Мужчина за пятьдесят, взлохмаченный, седовласый. На твидовый пиджак был накинут белый халат:
- Молодой человек, я так рад, что вы очнулись! Нелепая, авария, нелепая!

© Milovanoff