Я брёл, погрузившись в свои мысли, но.. не доходя каких-то тридцати метров до памятника Пушкину меня привёл в себя пьяный мужик, повисший на моём плече. Он мне бормотал что-то о своей жене, о выпивке, хотел меня затащить куда-то, угостить...
Отчего-то он был мне омерзителен. Я поспешил отвязаться от этого ублюдка и, воспользовавшись тем, что он стал под столбом отлить, спустился в бар, что был в подвале одного из домов.
Стоп, что-то здесь не так... Этот подвал был закрыт, сколько я себя помнил.. Выкупили, подумал я и, сплюнув, толкнул дверь и вошёл внутрь. Я прошёл в дальний угол, рухнул на стул и осмотрелся. Обстановка не напоминала только что открывшегося бара. Тяжёлая дубовая мебель была испещрена царапинами, стол в паре мест почернел от забытых на нём тлеющих окурков, глубокие ложбинки царапин пожелтели от пролитого на них пойла. Стены оклеены грязно-зелёными обоями в старом стиле. На маленькой сцене играл грустную мелодию на саксе пожилой мужчина в кожаном жилете поверх потёртого серого свитера.
Место было приятным, отличная музыка, табачный дым, приятно щекотавший ноздри, всё это вызывало чувство спокойствия и умиротворённости.
Ко мне подошёл официант, и я заказал двойной бурбон и эспрессо. Парень ушёл, а на сцену поднялись двое. Один сел за потёртый чёрный рояль, поставил сверху стакан с виски, другой взял из угла контрабас и они подхватили грустную мелодию старика с саксом, словно реки впадавшие в более крупные. Откинувшись назад я закурил и протяжно зевнул, было ощущение, что я забрался к себе в душу и сижу сейчас за столиком, сам с собой...
Официант поставил передо мной стакан с бурбоном, рядом пристроил чашечку ароматного кофе и бесшумно удалился. Глубоко затянувшись, я подпёр щёку рукой и опрокинул виски...
Я заметил её не сразу, она сидела за соседним столиком и пила капуччино. Её немного растерянный взгляд блуждал по рисунку на обоях, прыгал с лампы на лампу, что были вкручены в стены, руки нервно теребили побитую шаль. Рядом с ней на вешалке висело потёртое клетчатое пальто и совсем новая фетровая шляпка чёрного цвета с небольшой шёлковой розой сбоку. Одета она была просто, почти безвкусно, длинная, цвета асфальта после дождя, кофта, шаль... Всё остальное было скрыто под столом. Но я, тут же, почувствовал невероятную близость к этому человеку, этому беззащитному созданию, отогревающемуся холодной московской осенью чашкой кофе.
Она почувствовала, что я на неё смотрю, и робко подняла глаза. Сердце моё сжалось. Хотелось прижать её к себе, это маленькое слабое тельце и никогда не дать миру прикоснуться к ней своими грязными руками.. Она резко, будто чего-то испугавшись, опустила глаза и взялась за чашку. Я допил свой бурбон, и продолжал смотреть на неё, не смея отвести взгляда.
Минуты растягивались в вечность, я был готов остаться здесь навсегда, но внезапно, я зацепил локтем свой кофе и он перевернулся на стол, коричневые ручейки поспешили вперёд, заполняя канавки в выщербленной столешнице, схватив салфетки и пытаясь всё это собрать я краем глаза заметил как она поспешно встала и накинув пальто на плечи направилась к выходу. Я тоже встал и только смотрел ей вслед, я хотел её окликнуть, хотел догнать, схватить за руку и не отпускать... Я чувствовал, чувствовал, что она хочет обернуться, кинуть последний взгляд, но... Дверь за ней шумно захлопнулась и я сел обратно. Подоспел официант и начал собирать полотенцем разлитый кофе. Он спросил меня, не хочу ли я ещё кофе, но я сказал что нет, я попросил его принести мне бутылку виски...
Проснулся я в своей кровати. Я валялся обутый, в пальто.. Не помню, как я добрался домой... Вспомнился вчерашний бар, девчонка, я встал и скинул пальто. Пройдя в ванную и умывшись, я таки решился посмотреть на себя в зеркало. На меня смотрело помятое лицо неудачника. Недельная щетина, мешки под глазами, пара ссадин. Немудрено, что она испугалась, впрочем...
Я вернулся туда в следующий же день. И, если хотите знать, никакого бара там не было, спуск вниз был засыпан мусором, а дверь, по ней было видно, не открывалась уже несколько лет...
Отчего-то он был мне омерзителен. Я поспешил отвязаться от этого ублюдка и, воспользовавшись тем, что он стал под столбом отлить, спустился в бар, что был в подвале одного из домов.
Стоп, что-то здесь не так... Этот подвал был закрыт, сколько я себя помнил.. Выкупили, подумал я и, сплюнув, толкнул дверь и вошёл внутрь. Я прошёл в дальний угол, рухнул на стул и осмотрелся. Обстановка не напоминала только что открывшегося бара. Тяжёлая дубовая мебель была испещрена царапинами, стол в паре мест почернел от забытых на нём тлеющих окурков, глубокие ложбинки царапин пожелтели от пролитого на них пойла. Стены оклеены грязно-зелёными обоями в старом стиле. На маленькой сцене играл грустную мелодию на саксе пожилой мужчина в кожаном жилете поверх потёртого серого свитера.
Место было приятным, отличная музыка, табачный дым, приятно щекотавший ноздри, всё это вызывало чувство спокойствия и умиротворённости.
Ко мне подошёл официант, и я заказал двойной бурбон и эспрессо. Парень ушёл, а на сцену поднялись двое. Один сел за потёртый чёрный рояль, поставил сверху стакан с виски, другой взял из угла контрабас и они подхватили грустную мелодию старика с саксом, словно реки впадавшие в более крупные. Откинувшись назад я закурил и протяжно зевнул, было ощущение, что я забрался к себе в душу и сижу сейчас за столиком, сам с собой...
Официант поставил передо мной стакан с бурбоном, рядом пристроил чашечку ароматного кофе и бесшумно удалился. Глубоко затянувшись, я подпёр щёку рукой и опрокинул виски...
Я заметил её не сразу, она сидела за соседним столиком и пила капуччино. Её немного растерянный взгляд блуждал по рисунку на обоях, прыгал с лампы на лампу, что были вкручены в стены, руки нервно теребили побитую шаль. Рядом с ней на вешалке висело потёртое клетчатое пальто и совсем новая фетровая шляпка чёрного цвета с небольшой шёлковой розой сбоку. Одета она была просто, почти безвкусно, длинная, цвета асфальта после дождя, кофта, шаль... Всё остальное было скрыто под столом. Но я, тут же, почувствовал невероятную близость к этому человеку, этому беззащитному созданию, отогревающемуся холодной московской осенью чашкой кофе.
Она почувствовала, что я на неё смотрю, и робко подняла глаза. Сердце моё сжалось. Хотелось прижать её к себе, это маленькое слабое тельце и никогда не дать миру прикоснуться к ней своими грязными руками.. Она резко, будто чего-то испугавшись, опустила глаза и взялась за чашку. Я допил свой бурбон, и продолжал смотреть на неё, не смея отвести взгляда.
Минуты растягивались в вечность, я был готов остаться здесь навсегда, но внезапно, я зацепил локтем свой кофе и он перевернулся на стол, коричневые ручейки поспешили вперёд, заполняя канавки в выщербленной столешнице, схватив салфетки и пытаясь всё это собрать я краем глаза заметил как она поспешно встала и накинув пальто на плечи направилась к выходу. Я тоже встал и только смотрел ей вслед, я хотел её окликнуть, хотел догнать, схватить за руку и не отпускать... Я чувствовал, чувствовал, что она хочет обернуться, кинуть последний взгляд, но... Дверь за ней шумно захлопнулась и я сел обратно. Подоспел официант и начал собирать полотенцем разлитый кофе. Он спросил меня, не хочу ли я ещё кофе, но я сказал что нет, я попросил его принести мне бутылку виски...
Проснулся я в своей кровати. Я валялся обутый, в пальто.. Не помню, как я добрался домой... Вспомнился вчерашний бар, девчонка, я встал и скинул пальто. Пройдя в ванную и умывшись, я таки решился посмотреть на себя в зеркало. На меня смотрело помятое лицо неудачника. Недельная щетина, мешки под глазами, пара ссадин. Немудрено, что она испугалась, впрочем...
Я вернулся туда в следующий же день. И, если хотите знать, никакого бара там не было, спуск вниз был засыпан мусором, а дверь, по ней было видно, не открывалась уже несколько лет...