Приговор

Деньги дешевеют быстрее, чем их зарабатываешь. В районе повысилась радиоактивность. Долго не могли понять, от чего. Отказалось, кто-то в доме напротив завез на балкон землю для цветов со своей дачи.

Мухи обнаглели. Дети безграмотные - в выпускном сочинении сын написал: «Анна Каренина бросилась под поезд, потому что была шахидкой». Дочь ищет спонсора - с утра до вечера сидит на сайтах знакомств. С тем же успехом можно пытаться поймать орла в метро! У жены - аллергия на тополиный пух. Кот обгрыз мебель. У Ленина в Мавзолее до сих пор растут ногти. Этажом выше соседи-алкоголики по ночам падают на пол вместе с мебелью!
Разве таким представлял себе Бодягин светлое демократическое будущее, за которое он боролся в темном советском прошлом.

Но главное его разочарование - люди. Именно они не оправдали надежд. Гордость почти у всех уступила место спеси, благородство - высокомерию, сочувствие - жалости, чувства - комплексам, любовь - партнерству, а дружба - целесообразности...

Писатели рвутся в депутаты, артисты торгуют полезными ископаемыми, уголовники стали чиновниками, коммунисты - попами. Демократии хоть отбавляй, а демократов - ни одного. Журналисты перестали писать о вечном, интеллигенция погрязла в непристойной светскости.

Как быть? Где взять силы? В крови обнаружили уйму холестерина. Голова роняет листву, чувствуя приближающуюся осень. Подходя к зеркалу, хочется достать дистанционное управление и выключить изображение.

Обиделся Бодягин на свое Отечество! На Западе - цивилизация! Культура! Там нет соседей-алкоголиков, капризного тополиного пуха... Люди приветливы и улыбчивы... Ради них стоит работать, писать о вечном. Там будут печатать его статьи, и никто не обзовет «шибко грамотным»...

ГЛАВА ВТОРАЯ

Журналист эмигрантской газеты Бодягин проснулся на своем однокомнатном чердаке-пентхаусе на окраине Нью-Йорка и понял, что больше так влачить свое жалкое существование он не может.

Уже пять лет он критиковал местных политиков, клеймил налоги, высмеивал обывателя. А что толку? Обыватель даже не понял, что его высмеивают. Оказался еще тупее отечественного. Все сидят по своим норкам. На кухне не с кем поговорить о вечном, всхлипнуть о прошлом. В гостях никто не угостит ни щедрым пирогом, ни славным анекдотом. Чувство юмора у всех на уровне военных и немцев.

В еде - добавки. Хлеб не пахнет детством. В магазинах нет простой селедки. Колбаса - полиэтиленовая. Искусственные курицы несут искусственные яйца. У жены - аллергия на негров.

Разве о такой жизни мечтал Бодягин, когда покидал Отечество? Женщины не умеют готовить суп! Жена купила новое платье - никто не спросил, где достала. Что за жизнь?

В кафе и ресторанах люди чихают так, что пропадает аппетит. Дети ещё шумнее и безграмотнее, чем на Родине. Мухи ещё наглее. По ночам под окнами то и дело проносится «скорая помощь» с воплем кенгуру, которому сверлят зубы отечественной бормашиной! Если бы Бодягин знал, что на Западе так воют по ночам «скорые помощи», он сразу бы уехал на Восток.

Но главное разочарование - это люди. Улыбчивое лицемерие, обаятельное предательство, оптимистическая безнадежность, политкорректное равнодушие... Куда роднее все-таки искреннее хамство родины, чем притворные улыбки общечеловеков!

Что дальше? Скоро уж муха на голову без тормозов не сядет, а что сделано в жизни? Да, он напишет обо всем, что волнует, но его статьи печатают, лишь когда он делится гонораром с редактором.

Разозлился Бодягин на «цивилизацию» больше, чем на отечество! Надо возвращаться на Родину - и... и... в монастырь! В одиночество кельи, где нет мирской суеты, визга сирен... Где скромная, неразвращающая еда... И молитвы, молитвы, молитвы... за извечно грешное человечество!

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Монах Бодягин проснулся в своей келье и задумался не на шутку. Как жить дальше? Десять лет он провел в монастыре. И что? Видеть и далее монастырские безобразия у него более не было сил.

Церковные батюшки ссорятся из-за чинов и званий. Большинство прихожан верят в Бога, только когда что-нибудь выпрашивают у него во время молитвы. Искреннее всего молятся не в церкви, а в самолёте. Архиепископ - бывший кагэбэшник. Секретарь епархии отпускает с черного хода грехи за валюту депутатам и рэкетирам. Мухи бессовестно засиживают иконы. В келье не топят. Никто не соблюдает поста. Компьютер заржавел, потому что бабка Настя моет его по вечерам вместе с посудой.

Когда-то монастырь был оплотом и гордостью державы. О его стены не раз разбивались неприятельские набеги. А теперь? Непогода скребла его веками. Настоятель затеял провести евроремонт колокольни с приглашением турков и туркменов. Перед входными воротами - вечная лужа от протекающего позапрошловекового, екатерининского водопровода. За трапезной - свалка. Стены исписаны туристами. Даже на главном колоколе кто-то нацарапал: «Здесь были отец Иннокентий и будущая мать Анна».

Но главное разочарование - это люди! У входа монахи торгуют фальшивыми мощами Ильи Муромца. Когда дьякон по утрам поет, похмельный перегар перешибает в приходе запах ладана. Привратник разрезал пополам свечки и каждую половинку продает за полную стоимость. Сосед по келье во время Великого поста ночью, тайком, звеня фольгой, ест под одеялом шоколадки с орехами.

Бодягин предложил настоятелю выпускать стенгазету «И смех и грех». Чтобы высмеивать, критиковать, клеймить... Настоятель поморщился и сказал, что стенгазета монастырской казне очень дорого обойдется, потому что у монастыря очень длинные стены.

Опустилась от безнадежности голова Бодягина, пригнулась к земле, как дерево на прибрежной дюне от постоянного морского злого ветра. Отчаяние одолело. И Бодягин взмолился: «Господи! Возьми к себе мою душу! Нет ей, безгрешной, места на этой грешной Земле. Одному Тебе верит она. Одному Тебе хочет вечно служить верой и правдой!»

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Уже несколько лет душа Бодягина металась по Раю, не находя себе места для успокоения. Да, Всевышний сжалился над горемыкой и забрал его к себе. Но такого безобразия от Рая душа Бодягина никак не ожидала. Мухи! Они-то как сюда попали? Более того, в святейшем месте оказались души тех, кого Бодягин разоблачал и клеймил еще на Земле. И теперь они насмехались над ним и плевали в его душу. Оказалось, ключник Петр за мелкие услуги давно уже пускает в Рай кого попало, а иногда вообще просит кого-нибудь подежурить за него на воротах. Сам же без спроса отлучается на Землю и напивается там так, что на обратном пути в Рай у него заплетаются крылья.
Ангелы обесстыдились, являются к земным девам во снах без нимбов.

Ада никто не страшится, потому что там давно царит непрекращающееся веселье. Перестали жарить! Если кого-то и сажают на сковороду, то не по инструкции, без огня. Кончилась сера. Поставки не возобновляются. В чистилище занимаются приписками. Херувимы летают в Ад подглядывать за новенькими грешницами.

Всевышний устал от мировой людской глупости, дремлет от века к веку. Ангелы-телохранители никого к нему не допускают. Лишь небесная канцелярия то и дело торжественно докладывает ему о скором царствии Божьем.

Заметалась душа Бодягина. Что делать? Как быть? Достучаться до дремлющего Всевышнего! Поведать ему правду! Открыть глаза! Пробудить!!! Немедленно! Только Он-Сам может все исправить...

ГЛАВА ПЯТАЯ

На необитаемой планете было пустынно. Начинался местный, слегка фиолетовый рассвет. Душа Бодягина растянулась на песке, похожем на морской песок Земли. Сюда сослал ее Всевышний после того, как она до него достучалась. И главное - за что? За правду!

- Один я знаю, что есть правда! - ласково прогневался Всевышний на вечно негодующую душу Бодягина и попросил одного из своих ангелов-секьюрити проводить бунтарку, чтобы успокоилась, на планету-одиночку, в самую инакозавернутую загогулину Вселенной.
- Ну и хорошо! - окончательно замкнулась душа Бодягина. - Зато здесь - никого и ничего! Значит, можно наконец отдохнуть от мирового несовершенства!

Душа сладко, по-змеиному потянулась на песочке и хотела задремать, как вдруг... муха! Более того, из-за безобразно неровного горизонта как-то кривовато выползало недостаточно фиолетовое светило!!!
- Неужели и тут халтура? - похолодела Душа, и ей невыносимо захотелось обратно на Землю...

© Михаил Задорнов