Собравшиеся жиденькой кучкой прохожие смеялись и показывали пальцами.
Им было весело оттого, что взрослый, приличный в общем-то мужчина с высшим образованием так запросто вот-вот превратится в мертвеца. Пьяные нарядные студенты фотографировали потерпевшего камерами мобильных. Важный художник в берете поспешно установил на тротуаре свой мольберт и взялся за кисти.
- Я здесь совершенно не виноват - пожал плечами водитель трамвая - лезет под колеса всякая шваль, портит имущество муниципальное, а мне еще и отдувайся.
- Свиньи! - тут же подхватила дворничиха с метлой - Только и могут, что гадить, а нам - убирай!
- Налицо грубое нарушение правил дорожного движения - сказал грустный милиционер-регулировщик - со всеми, гхм, вытекающими... (тут он слегка потыкал носком ботинка вытекающие из разлезшегося живота кишки)
Зеваки возмущенно загалдели.
Искалеченный человек конвульсивно выгнулся, предъявив при этом толпе алую геометрию своих несбывшихся надежд, и беззвучно умер.
- На что только не идет несознательный элемент, чтобы уйти от ответственности - осуждающе покачал головой милиционер.
- Конечно! При такой власти разве будет порядок... - сказала какая-то бабушка, потрясая коммунистической газеткой.
Спустя пол-часа явились грустные санитары. Они долго не могли собрать с земли богатый внутренний мир пострадавшего, наступали ботинками в липкую кровавость и смешно сталкивались лбами. Потом все-таки взвалили тулово на носилки и несколько минут спорили, кто возьмется спереди.
Из кармана разбухшего плаща сыпалась мелочь. Где-то в пиджаке тщетно музицировал мобильный. Когда труп был погружен в машину, скорая шумно завелась и неспешно вклинилась в автомобильную пробку.
- Сегодня интеллигент, значит - неодобрительно покачал головой первый санитар.
- Не переведутся никак, сучье племя - кивнул второй - живучи, как змеи.
- Ты себе, Прохор, копыта возьмешь?
- А что с него, глиста, еще брать, Михалыч?
- Ну, тогда я себе - окорока. Напишем, что ему ноги по пояс отфигарило.
* * *
Вечером в семье Прохора Овсянникова на ужин были зразы.
В кухне стоял сильный чад, пахло горелым маслом. Блестящая от жира сковорода кисла в раковине.
Наевшись мяса, Прохор курил и слушал новости по радиоприемнику. Телевизор в его квартире был давно и безнадежно сломан.
Заплаканная жена сидела рядом, уперев локти в стол, и размазывала по лицу слезы.
- Я не могу так больше, Прошенька! Ну сколько можно? Что же это творится такое! И главное, всем все равно... всем все равно... как будто в порядке вещей... мы что же, людоеды какие... а? Прошенька-а-а...
Овсянников скептически усмехнулся и выключил приемник.
- А все потому, что интеллигентиков сраных развели - сказал он, привлекая к себе жену - тварей мокрожопых!
- Когда же кончится все... ведь сил никаких нет... где же это видано такое... - зарыдала жена, мелко содрогаясь плечами.
- Ничего, Маргоша - вздохнул Прохор - скажи спасибо, что работа у меня правильная, мясо всегда в доме. Ведь дети у нас! Не голодать же! А так... авось и прорвемся.
И немного помолчав, добавил:
- А гниду эту мелкобуржуазную ты не жалей. Поделом получил. Из-за них ведь все, спекулянтов. Доигрались там у себя...
- Все равно не могу я так... не могу-у-у... эти ноги... каждый вечер мерзость...
- Тише, Маргоша. Петьку разбудишь.
- Не могу-у-у...
- Ну хватит уже, в самом деле! Кому легко? Не картошку же одну на завтрак, обед и ужин... Везде сокращения. Спасибо, что нам еще что-то платят!
Овсянников погладил жену по торчащим ребрам.
- Все будет хорошо.
Свет в квартире неожиданно мигнул и погас. Супруги ойкнули и засмеялись.
- Уже девять? Как быстро - удивилась Марго.
- Ну вот, и посуду помыть не успела - укоризненно вздохнул Прохор - не забывай, это тебе не две тысячи девятый. Теперь на час раньше отключают.
- Утром вымою - сказала Марго, целуя мужа - милый, ты у меня такой молодец!
© Франкенштейн
Зеваки возмущенно загалдели.
Искалеченный человек конвульсивно выгнулся, предъявив при этом толпе алую геометрию своих несбывшихся надежд, и беззвучно умер.
- На что только не идет несознательный элемент, чтобы уйти от ответственности - осуждающе покачал головой милиционер.
- Конечно! При такой власти разве будет порядок... - сказала какая-то бабушка, потрясая коммунистической газеткой.
Спустя пол-часа явились грустные санитары. Они долго не могли собрать с земли богатый внутренний мир пострадавшего, наступали ботинками в липкую кровавость и смешно сталкивались лбами. Потом все-таки взвалили тулово на носилки и несколько минут спорили, кто возьмется спереди.
Из кармана разбухшего плаща сыпалась мелочь. Где-то в пиджаке тщетно музицировал мобильный. Когда труп был погружен в машину, скорая шумно завелась и неспешно вклинилась в автомобильную пробку.
- Сегодня интеллигент, значит - неодобрительно покачал головой первый санитар.
- Не переведутся никак, сучье племя - кивнул второй - живучи, как змеи.
- Ты себе, Прохор, копыта возьмешь?
- А что с него, глиста, еще брать, Михалыч?
- Ну, тогда я себе - окорока. Напишем, что ему ноги по пояс отфигарило.
* * *
Вечером в семье Прохора Овсянникова на ужин были зразы.
В кухне стоял сильный чад, пахло горелым маслом. Блестящая от жира сковорода кисла в раковине.
Наевшись мяса, Прохор курил и слушал новости по радиоприемнику. Телевизор в его квартире был давно и безнадежно сломан.
Заплаканная жена сидела рядом, уперев локти в стол, и размазывала по лицу слезы.
- Я не могу так больше, Прошенька! Ну сколько можно? Что же это творится такое! И главное, всем все равно... всем все равно... как будто в порядке вещей... мы что же, людоеды какие... а? Прошенька-а-а...
Овсянников скептически усмехнулся и выключил приемник.
- А все потому, что интеллигентиков сраных развели - сказал он, привлекая к себе жену - тварей мокрожопых!
- Когда же кончится все... ведь сил никаких нет... где же это видано такое... - зарыдала жена, мелко содрогаясь плечами.
- Ничего, Маргоша - вздохнул Прохор - скажи спасибо, что работа у меня правильная, мясо всегда в доме. Ведь дети у нас! Не голодать же! А так... авось и прорвемся.
И немного помолчав, добавил:
- А гниду эту мелкобуржуазную ты не жалей. Поделом получил. Из-за них ведь все, спекулянтов. Доигрались там у себя...
- Все равно не могу я так... не могу-у-у... эти ноги... каждый вечер мерзость...
- Тише, Маргоша. Петьку разбудишь.
- Не могу-у-у...
- Ну хватит уже, в самом деле! Кому легко? Не картошку же одну на завтрак, обед и ужин... Везде сокращения. Спасибо, что нам еще что-то платят!
Овсянников погладил жену по торчащим ребрам.
- Все будет хорошо.
Свет в квартире неожиданно мигнул и погас. Супруги ойкнули и засмеялись.
- Уже девять? Как быстро - удивилась Марго.
- Ну вот, и посуду помыть не успела - укоризненно вздохнул Прохор - не забывай, это тебе не две тысячи девятый. Теперь на час раньше отключают.
- Утром вымою - сказала Марго, целуя мужа - милый, ты у меня такой молодец!
© Франкенштейн
Информация
Навигация
Лучшие истории
Последние комменты
Реклама