- Ну, и долго еще мне мёрзнуть тут прикажете? - На пороге, постукивая кедами, стоял сутулый мужчина в засаленной дубленке и спортивной шапочке. Длинная белая борода и пышные усы смутно кого-то напоминали. За спиной болтался тощий рюкзак. - А, между прочим, не май месяц! Шубу куда вешать?
- А... Кхм... Вы, собственно, к кому? - В дверном проеме стоял мужчина средних лет, в фартуке и с кухонным ножом.
- То есть Деда Мороза тут совсем не ждут! Орудие-то прибери - чай, не капуста пришла! - Ловко отодвинув плечом хозяина, зашел гость. - Спешишь к вам, летишь на оленях, а тебе даже рюмку не предложат! Я, между прочим, в одних пробках больше часа простоял. Где тут у вас «Оливье»? И колбаски, пожалуйста, да, вон той, розовенькой. Ох, и устал я от вас! Как звать-то, добрый молодец? Так по протоколу положено!
- Василий Петрович Шершнев, старший сотрудник...
- В общем, давай, Пчелкин, махнем уже по рюмашке! - Дед Мороз достал из кармана вилку, протер о край скатерти и нанизал огурчик.
- Ко мне, простите, гости скоро придут, не могли бы Вы...

«Уважаемый... Если 100 тысяч для вас это большие деньги, то мне вас жалко. У меня свой бизнес. Я считаю западлом работать на дядю. Я сам планирую своё время, когда мне работать, а ко...», - Костя Смеляков быстро закрыл Internet Explorer, не закончив печатать свой ответ на форуме. Потому что в комнату резко зашла Костина начальница, а именно Начальник отдела стратегического планирования Соболева Маргарита Алексеевна.

Маргарита Алексеевна - сорокалетняя ухоженная дама, грациозно прошла мимо Кости и остановилась возле Юлькиного стола. Юлька - единственный сотрудник отдела, кто действительно хоть что-то на работе делает. Юля всё время печатает какие-то письма, заявки, строго говорит по телефону только про служебные дела. Ни разу, в отличии от других сотрудников в комнате, Костя не слышал от Юльки разговоров на личные темы. Наверное потому, что Юлька страшная.

Вот и сейчас Юля строго отчитывала по телефону кого-то недотёпу-исполнителя из смежного подразделения за «не вовремя поданные данные».

У одной женщины всё было не то чтобы хорошо или плохо, а никак.
Но ничего, она привыкла.
Перед Новым годом зашла на почту купить пару открыток - двоюродной тётушке и институтской подруге.
Присела написать дежурные слова.
За столом рядом что-то писал мальчик лет шести.
Небось, просил у Дедмороза компьютер или что они там сейчас просят.
И женшина подумала, что надо бы отослать ещё одну открытку. Дорогой Дед Мороз, не мог бы ты мне прислать немножко счастья в личной жизни, пожалуйста, я ж у тебя сто лет ничего не просила.

Мальчишка сопел от усердия. Женщина мельком глянула, над чем это он так старается. На листе танцевали кривенькие буквы, «я» и «в» смотрели в неправильную сторону. А написано было - Дед Мароз Я хачу чтоп Мама связала мне свитерь с аленями как у егора я себя хорошо вёл твой Костя.
Ну надо же. Свитерь.

Режиссер говорит: "Внимание! Репетируем эротическую сцену! Женщина стоит обнаженная и о чем-то думает... А ты... Ну почему ты всегда опаздываешь?!"
Я говорю: "Так в буфете очередь!"
Режиссер говорит: "Ладно, смотри на женщину! Что чувствуешь?"
Я говорю: "Голод. П-пятьдесят рублей отдал, а есть все равно хочется!"
Он говорит: "Ты женщину хочешь! Запомни: ты алчешь тело!"
Я говорю: "Может быть, эту сцену упростить: я прихожу, а она - уже спит!"
Он говорит: "Не виляй! Запомни: подходишь к ней, снимаешь пиджак, бросаешь..."
Я говорю: "Он же испачкается..."
Режиссер говорит: "Ты о чем думаешь?!"
Я говорю: "Чего ж думать, если сейчас костюм стоит дороже собственной кожи!"
Он говорит: "Ты алчешь тело!.."
Я говорю: "Алчу, конечно, но мне х-холодно!"
Он говорит: "Неужели тебя вид обнаженной женщины не согревает?!"

Решение поменять работу пришло к Марине как-то спонтанно. И вроде начальство устраивало, и график, зарплата могла бы быть побольше, конечно, но если ты окончила училище по специальности фельдшер-гигиенист, глупо рассчитывать на 500 долларов в месяц.

Нет, Марину заела скука. Она уже пятый год подряд просыпалась в восемь, перекусывала бутербродом с сыром и к девяти появлялась в отделе коммунальной гигиены, где заполняла какие-то бесконечные бланки с пробами воды и воздуха. В час она уходила домой на обед. После обеда иногда в отдел не возвращалась: вроде на объект уезжала.

Правда, в последний год с коротким графиком вышел облом: в отдел зачислили не в меру ретивую дамочку по фамилии Федосеева, которая откровенно стучала на коллег, не возвращавшихся с обеда. Мало того, эта юркая мадам с фигурой узника Бухенвальда, прошедшего газовую камеру, то и дело заявляла коллегам, что они наводят на нее порчу и рисовала на письменных столах кресты мелом. Вытравить ее было невозможно, так как она доводилась какой-то родней жене главврача.

Раз в предновогоднюю ночь собрались вместе три одиноких женщины. Самая старшая, Ирина, преподаватель музыки в средней школе, растила без мужа двоих дочек-погодков, имела собаку-колли и 20 кг лишнего веса. На праздник она пришла в синем костюме с люрексом, купленном в прошлом году по случаю дня учителя. Костюм этот увеличивал ее в размерах примерно в два раза и подходил под категорию «наряд старой еврейки» (да простят меня трудолюбивые жители долины Иорданской!). Хозяйка квартиры, сорокалетняя Инесса, вдова, выглядела получше: по случаю праздника она облачилась в белое шерстяное платье, открывавшее ее стройные, без вен и целлюлита, ноги. Инессе больше повезло с работой, чем Ире: она числилась тренером по пилатесу, получала приличные деньги и моральное удовольствие вкупе с хорошей фигурой.

- Вот у нас в школе преподаватель физкультуры - мужик, которому недавно тридцать семь стукнуло, - удивлялась Ира, - так он же натуральный Колобок! Пузо огромное, лицо вечно опухшее...
- Он - мужик! - ответила Инесса с презрением. - Наверняка и курит, и пиво пьет.
- Курит. За школой, у гаражей, - тут же сдала Ира, - а перегаром от него каждый понедельник пахнет. И жениться не хочет. Только нашим молодым учительницам головы морочит. А те и рады стараться. Подрались из-за него недавно.
- Козел! - сделала вывод Инесса. - Все они такие.

Петрович шёл в магазин. Запросы его были более чем скромные - килограмм картошки, кило лука, батон белого, буханку чёрного, подсолнечное масло («нерафинированное!», как было особо оговорено в выданном супругой списке), а также незатейливые ингредиенты для традиционного новогоднего блюда «оливье», имеющего такое же отношение к известному французскому ресторатору, как финский Йелопукки к отечественному Деду Морозу, а также пакет молока и кое-что по мелочи и, вне списка, втайне от суровой благоверной - четвертинку «беленькой», только тссссссс!

Поскальзываясь на заледенелом тротуаре, не обработанном куда-то девшимися представителями братского таджикского народа, Петрович двигался в магазин. Эконом-класса. Поскольку его пенсии револьверщика шестого разряда с трудом хватало на оплату квартиры, лекарства вечно больной супруге и питание семьи.

Проходя мимо обувного магазина, Петрович в очередной раз с вожделением глянул на его витрину, где красовался дивный образец сапожного мастерства - ботинки! Обувь была всем хороша - и прочной кожей цвета каштана, и крепкой рифлёной подошвой, и настоящий мех внутри, казалось, так и манил согреть там замерзающие ступни. Эти ботинки давно притягивали Петровича, очаровывали его, всё в них было хорошо, практично, кроме несообразно высокой стоимости... Цена была явно заоблачной и составляла ровно две трети петровичевого пенсиона. Петрович вожделенно-грустным взглядом приласкал привлекательную обувку и продолжил путь.

Директор оценивающе окинул меня взглядом.
- Студент, значит?
- Студент, - говорю.
- А что делать умеешь?
- Все, - говорю. - Все что угодно.

Соображая, директор задумчиво поскреб свой волевой подбородок.
- А ну-ка, - говорит, - поскаль зубы!.. Да посвирепей так. Чтобы страшно было.
Я удивился.
- Это, - говорю, - зачем?
- Надо. Проверить твою боеспособность хочу. Плохо понимая, что имеется в виду под этим словом, я, тем не менее, ощерился.
- Так... еще поужаснее... еще...

Директор подошел вплотную и осторожно потрогал мои передние зубы.
- Гав! - говорю и несильно хватаю директора за палец.

Армагеддон застал восемнадцатилетнюю проститутку Машу прямо на боевом дежурстве, на трассе, неподалёку от Комарово. Про Иоанна Богослова Маша не слышала ни слова. Но фильмы смотрела. Кто такие ангелы и чем они отличаются от демонов, слава богу, понимала. Первый Ангел вострубил, и сделались град и огонь, смешанные с кровью, и пали на землю; и третья часть дерев сгорела, и вся трава зеленая сгорела.

- Ни хера себе! - удивилась Маша, - а по телику говорили, что пожары только под Москвой... Ну, в смысле, сильно ниже по глобусу.

Дальше пошла полная неразбериха. Носятся по небу, трубят. Всё падает. Дачники орут. Пробка. Все из машин повылезали, смотрят, как со стороны залива лава ползёт. Дышать вообще нечем.

Потом из горящего перелеска вышел Дьявол. Маша сразу догадалась. Ни рогов, ни хвоста, ни копыт, но впечатляет. Видный такой мужик. Голый. Облапал Машу и в кусты поволок, скромняга. Голый, а откуда-то такую, типа, корону достал, всю в камушках - и Маше её протягивает. А сам, тем временем, за задницу хватает, и болтянский у него здоровенный наперевес.

Они познакомились в ночном клубе.
- А ты красивая, - произнес юноша тоном заправского донжуана, погладив острый подбородок сидящей рядом блондиночки.
«Лет через двадцать на этом месте будет еще парочка подбородков, а пухленькая попка превратится в огромную задницу», - с сожалением подумал он. Ему всегда было искренне жаль красивых цыпочек, медленно, но верно деградировавших в сторону толстых и морщинистых баб. Хотелось, чтобы они всегда оставались такими же юными и наивными.

- Меня зовут Вика, - радостно прощебетала блондинка.
- Николя, - вальяжно представился парень. Его рука скользнула с подбородка на открытые плечи девушки.
- Николя - это Коля? - обрадовалась Вика.

Колей звали ее родного братца. Правда, братец ее был спившимся трактористом из деревни Борковичи, два раза сидевшим за воровство одеколона из сельпо, но какое это имело значение? Все же родня.
- Коли в заборостроительном на каменщиков учатся, - презрительно скривил тонкие губы собеседник, - а я Николя. Психолог. Будущий инженер человеческих душ. Ты читала Фрейда?