Школьник: (давясь от еле сдерживаемого смеха, задорно): Привет, Бог!
Бог: Привет, Школьник!
Школьник: (все ещё давясь) Скажи, Бог, а ты можешь нарисовать квадратный треугольник?
Бог: (ржет про себя, но внешне лишь благообразно улыбается) Что ты имеешь в виду под "квадратным"?
Школьник: (хрюкнув от внутреннего смеха) Ну, квадрат - это такой прямоугольник, у которого все стороны равны.
Бог: А что такое прямоугольник?
Школьник: (продолжая давиться) Ну, это такой четырехугольник, у которого все углы прямые. А четырехугольник это такой многоугольник, у которого четыре угла.
Бог: Здорово, хорошо вы всё придумали! Как сейчас помню - сидит Эвклид, пишет, а я из угла, такой весь невидимый, наблюдаю... А что такое треугольник?
Школьник: (давится, но на лице всё явственнее проступает нетерпение) Это такой многоугольник, у которого три угла.

Высокие договаривающиеся стороны уселись по оба конца стола, а между ними неприметной тенью примостился переводчик. Все молчали.

Первым начал Он.
- Я тебя люблю.
Её передёрнуло, но переводчик сделал Ей знак и сказал:
- Он говорит: «У меня есть терпение, я готов слушать и пытаться понять тебя».
Она хмыкнула и с горечью ответила:
- Ты всегда умел говорить красивые слова, а дела я от тебя, наверное, никогда не дождусь.
Переводчик повернулся к Нему и сказал:
- Она говорит: «Я тебя тоже люблю. Только любовь помогла мне выдержать всё это».
Он заговорил, и в Его голосе звучала мука.
- Я больше так не могу. Всё, что я ни делаю, тебе не нравится. Ты всё время критикуешь.

Все началось, когда у Висельчаковых умер старый добрый «Горизонт» 1905 года выпуска. Семья беспечно глазела на красивую жизнь, когда бедняга не справился с эмоционально-цветовой нагрузкой, коей так славится латиноамериканская сага «Во имя неземной любви». Рожденный для показа черно-белого «Штирлица» и умеренно подкрашенной «Свадьбы в Малиновке», телевизор ухнул, словно кто-то оттуда, из Бразилии, протянул свои беспечные загорелые лапы и, выдернув шнур, выдавил стекло.

Нервная травма (все произошло, как обычно, на самом интересном месте) усугубилась осознанием, какую брешь продолбит новый ящик во вдоль и поперек урезанном семейном бюджете. Жизнь Висельчаковых была, мягко говоря, нищенской. Безутешней всех была бабка Арина Радиоловна, которая всегда принимала близко к сердцу проблемы заокеанских семей: успешному приему к сердцу теперь препятствовало отсутствие передатчика.

- Не горюй, мать! - молвил отец семейства Иван Демидович. - Купим новый телевизор, лучше прежнего...
- А на что ты его купишь? - всполошилась хозяйка дома Полина Петровна. - До зарплаты как до дня рождения Пушкина, а ты!..
Иван Демидович не поддался на испытанный веками женский дебют и ответил жестко, переводя разговор в эндшпиль:
- А мы покупку твоей шубы отложим!

В дверь позвонили.
- Сенечка, откроешь? - крикнула из спальни Валя.

Сеня накинул на себя кофту и пошел открывать. На площадке стоял невзрачный, сильно помятый мужик.
- Ну наконец-то. - выдохнул мужик. - Что так долго открываем-то?

- Э... - ответил Сеня и вопросительно посмотрел на гостя.
Вся эта интермедия должна была означать фразу «Великодушно простите, но я почему-то не могу вас вспомнить. Вы не сообщите мне, интеллигентному человеку, во имя чего я отрывался от дивана?»

- Ну? - раздраженно бросил мужик. - Чего стоим-то?
- А что надо делать? - растерялся от такого напора Семен. - Я не понимаю...

Морозное утро было потревожено разноголосыми криками и воплями. Под толстой столетней сосной сгрудились звери, задрав бошки. На самом верху, на толстом суке стоял ёжик в коричневом трико и тоскливо глядел вниз.

- Только не делай этого! Не делай! - причитал барсук, - Жизнь так прекрасна!
- Я сделаю! Сделаю это!!! - доносился сверху писклявый голос ёжика, - Я прыгну прямо сейчас! Я разобью себя!
- Ах, малыш, мы были к тебе так не справедливы! - чуть не плача голосила лиса, - Мы не замечали тебя раньше, когда ты тихонько копошился в листве, и вот ты пошел на это... Не губи себя, одумайся!
- Ёжик, милый ёжик!!! - крикнул енот и воздел трясущиеся полосатые лапы к небесам, - Жизнь так жестока, но не стоит заканчивать ее в столь юном возрасте!
- Я убью себя!!! - истерично заверещал ёжик и даже пару раз топнул ногой по суку. Сверху посыпались хлопья пушистого снега.

У Светланы была большая, невостребованная грудь и стремление что-то сделать с отсутствием спроса на Настоящую Женщину. Наиболее вероятным претендентом на доступ к телу Светлана считала Владимира. Во-первых, Владимир казался ей романтичным, а во-вторых - он проживал в одной квартире со Светланой. Все дело в том, что Владимир снимал комнату у хозяйки квартиры еще до Светланы. Затем дети хозяйки забрали ее к себе и комнату хозяйки сняла Светлана.

Поначалу она возмутилась, согласно Кодексу Приличных Женщин:
- Я буду жить в одной квартире с мужчиной?! Как вы себе это представляете?!
- С каким мужчиной? - не поняла хозяйка. - С Вовой что ли? Какой же Вова мужчина-то? Вова - он как котенок. Его в квартиру пустили, а выгнать уже не получается. Да вы и сами увидите....

У Владимира грудь Светланы вызывала мысли о Прекрасном и желание как-то преодолеть свою природную робость. Но робость была сильнее Владимира и отношения никак не могли сдвинуться с мертвой точки.
Они так и проживали вместе - Светлана, Владимир и куча комплексов.

Однажды с неба раздался нелепый штамп... Ой нет. Однажды гром грянул с абсолютно чистого неба. Во дворе дома номер восемь, под этот пафосный аккомпанемент, материализовался огромный бюст Ленина из какого-то блестящего материала. Из под основания вырвались клубы пара, на шее забавным ожерельем проморгали какие-то разноцветные огоньки и стало тихо.

- Это что за разгул соцреализма в отдельно взятом дворе? - нарушил тишину управдом. - По какому праву? И где теперь парковка с машинами? Дайте мне ответственного за все это безобразие и я разорву его в клочья.
- Ураа! Докатались сволочи! - закричал радостно кто-то безлошадный. - Пусть лучше Ленин там стоит. От Ленина хоть сигнализация не орет по ночам.

Громадный бюст Ленина тем временем продолжил удивлять всех. С шипением разверзлась огромная пасть вождя и оттуда спустился эскалатор до земли. Ступени дернулись и поехали.

- Сейчас на усах должна зажечься надпись «Добро пожаловать в органы, сынок». - хмыкнул Иван Иваныч, пенсионер из восьмой квартиры, сидящий за доминошным столом.
- Нет. Должно появиться «Вон из органов». - возразил его партнер по игре в домино, Василий Егорыч. - Ступени-то вниз идут.

Учиться Маша не любила. Не любила в школе, еле переползая с тройки на четверку с единственной пятеркой - по домоводству. Не любила в институте - заштатный педагогический вуз отлично подходил под поговорку «ума нет - иди в пед». Но высшее образование Машины родители считали чем-то вроде обязательной части тела, а диплом - чем-то вроде справки об умственном здоровье.

Спорить Маша с родителями не любила, да и не умела: куда ей до аргументов мамы-хирурга и папы-химика. Она прекрасно готовила, как и многие дети вечно занятых родителей, давно уже сама делала уборку в квартире, и в монотонной работе отдыхала от непостижимых синусов и деепричастных оборотов. Но признаться в том, что ей нравится готовить и отмывать до блеска квартиру, она не смела: родители считали домоводство мещанством, что не мешало им с удовольствием есть машенькины обеды и не задумываться, откуда в шкафу берется чистое постельное белье. «Эх, дурочка выросла», - вздыхала мать, и небрежно отставляла пустую тарелку. Вымыть за собой посуду родителям не приходило в голову: тарелки как-то сами оказывались чистыми.

Маша подала документы в педагогический: родители здраво рассудили, что поступить их глуповатая дочь сможет только в этот непопулярный институт, да и то на платное отделение.

Она покорно проучилась три курса, родители исправно проплатили 6 семестров. А потом случилось несчастье: родители разбились в машине: обледенелая дорога, крутой поворот, зимняя ночь - никто не виноват.

Серёжка вбежал в комнату, наскоро разделся и швырнул одежду в бездонную пасть шифоньера. Сейчас по «России» начнутся новости, за ними - метеопрогноз. Значит, появится и Она...

- А сейчас - прогноз погоды! Здравствуйте, в студии - Елена Ковригина... В Москве ноль, плюс два. Ветер переменных направлений с дождём. Спонсор выпуска - аптека «Грин-Крест». - Тут Ковригина широко улыбнулась и добавила:
- Дрочить в твоём возрасте, Серёжа, абсолютно бездуховно. К тому же руки надо мыть в ванной, а не на кухне, и не только после, но и до процедуры! А лучше - вместо! Всего доброго. Оставайтесь с нами на канале «Россия»!

Серёжке показалось, что пол под ним закачался и рухнул...
Старый кадровик Матвей Степаныч протёр глаза, потеребил нос и зажмурился. Померещилось, конечно: погода - и про Серёжку! Годы-то уже... Он переключился на НТВ и замер в ожидании детективного сериала.

Татьяна долго копалась в сумке, выкладывая на стол косметику, ключи, помятые рекламные буклеты, убирала всё это обратно, снова выкладывала и снова убирала.
- Неужели всю пачку выкурила? - Пробормотала она. - Это всё от нервов. Макс, дай закурить.
Максим подтолкнул к ней пачку Мальборо. Таня маникюром извлекла сигарету, размяла пальцами и снова полезла в сумку. Макс протянул зажигалку. Он смотрел, как дрожат пальцы, как жадно она затягивается, он никогда не видел её такой. Всегда спокойная, уверенная, знающая себе цену, сейчас выглядела загнанным зверьком, пытающимся найти лазейку в клетке.

Официант принёс заказ - коктейль для Тани и кофе Максу. Таня вынула соломинку и отпила из бокала, как пьют пиво, чтобы утолить жажду.
- Макс, мне плохо. Мне очень плохо. Хуже некуда...
- Успокойся. Что случилось?
- Да ничего! Ничего! Только то, что мне тридцать два года. Понимаешь? Не восемнадцать, и даже не двадцать пять! Макс, это катастрофа!
- Тебе и вчера было тридцать два и позавчера... и что?