Свадьба по-нашему

Шампанское ахнуло, словно мортира на Севастопольской батарее. Пробка, срикошетировав от упругого чрева, обтянутого белым атласом, улетела куда-то в соседний зал. А струя пенной, как из огнетушителя, жидкости щедро обдала новоиспеченную жену от пояса и ниже. Пока оставшееся на дне бутылки вино раскапывали по бокалам, молодая, тяжело - как пингвин на кладке - присев, отжимала подол.

- Воды отошли? - завидев мокрое платье новобрачной, радостно всплеснула руками бабушка мужа, дельфином вынырнув из толпы родственников, что встречали свадебный кортеж у подъезда.
- Рано еще, старая карга, уймись, - зашипел внук, стараясь при этом крепкой рукой дотянуться до морщинистой шеи старухи, но та увернулась, и ее тут же смыла толпа.
- В дом - достаток, нужда - за порог, - рявкнула какая-то тетка, метнув в воздух несколько увесистых пригоршней затхлого зерна трудно определимого злака. Труха запорошила молодым глаза, как мартовская бешеная метель.
- Может... хватит этих... приколов? - с придыханием, борясь с подступающей к горлу тошнотой от токсикоза, просвистела молодая, неистово моргая слезящимися глазами.

Впрочем, как вскоре выяснилось, злоключения ее только начинались.

Коварно подкравшись к новобрачным под завесой парящей в воздухе трухи, все та же бабушка с силой метнула из кулька прямо в грудь молодой доброе кило конфет - на счастье. Твердая, как галька, карамель ударила в набухшие в ожидании цепких десен младенца соски с такой силой, что молодая завыла от боли.

- На, родненькая, скушай. Может, полегчает, - сжалилась над ней незнакомая женщина, протягивая поднятую с земли конфетку.
- Да когда ж вы их покупали, бабушка, конфеты-то эти? - простонала молодая, разглядывая фантик. - На них же еще "Ленинград" написано?
- Ну не "Сталинград" же, - урезонил ее муж, решив вступиться за родную кровь.

Как только осела труха, молодым дали пригубить по рюмке водки. Саму посуду - опять же, на счастье - следовало разбить. Первая попытка не удалась. Рюмки отскочили от земли, как теннисные мячи. Их поймали и снова с силой ахнули об асфальт. Никакого результата. Тогда их стали давить каблуками. Рюмки выскальзывали из-под ног и, вертясь, как сваренные вкрутую яйца, катались по асфальту.

Молодая сообразила первой. Глядя прямо в лицо свекрови своими припухшими от токсикоза и оттого похожими на крокодильи желтоватыми глазами, но обращаясь при этом к мужу, она леденящим душу шепотом произнесла:
- Спроси твою мать, почему она дала нам пластмассовые рюмки?
- Ну ты уж, правда, мать, даешь, - поддержал жену муж, и уши его зарделись от гнева.
- Да, конечно, - взвизгнула владелица необорных рюмок, испепеляя взглядом невестку, но тоже почему-то адресуясь к сыну, - ты с ней через месяц разведешься, а я буду хрусталь из серванта бить?
- Неси тару, мать, - спокойно и оттого страшно выдохнул новобрачный. - Живо.

Полная решимости отстоять содержимое серванта, свекровь притащила из квартиры два граненых стакана. На этот раз молодые действовали наверняка. Они швырнули стаканы об землю так, как будто хотели проломить асфальт заодно с земной корой и зачерпнуть этими самыми стаканами магму из оливинового слоя.
- Глаза! - только и успела выкрикнуть теща, когда сноп осколков салютом взметнулся с земли.
Отсутствие жертв можно было объяснить единственно волей на то господа. К нему и поехали. Венчаться.

- Христос воскресе, батя, - радостно приветствовал священника молодой, насильно овладевая его рукой для крепкого мужского рукопожатия.
- Август на дворе, сынок, - истово перекрестилась теща.
- Раз уж приперлись, надо по-ихнему здороваться, - огрызнулся новобрачный. - Причем здесь август?
- Как же так? Во блуде зачавши? - только и смог выдавить из себя служитель культа, растерянно глядя на, казалось, заполнивший всю церковь огромный живот невесты.
- Это непорочное зачатие, - гыгыкнул молодой, сорвав смешок у публики.
- Радуйся, что я не еврейка. Я бы тебе сейчас собственными руками обрезание сделала, - пообещала молодая, обводя помещение мутным взглядом свирепого, но обессилившего зверя.
- Не кощунствуйте в храме божьем, - откликнулся, то ли на "обрезание", то ли на "непорочное зачатие" священник, рассматривая подозрительные желтые разводы на подоле новобрачной.
- Слушай, поп, я не виноват, что эта... (кинологический термин, обозначающий самку собаки) захотела венчаться, - взревел молодой, тыча пальцем в жену. - И ты меня не зли. А то я сейчас над тобой совершу порочное зачатие.
Священник вздрогнул.
- У меня нервы не железные, - как-то примирительно добавил молодой, указав при этом на свои багровые уши.

Из церкви поехали в ресторан. Молодая сидела за столом прямо, как пограничный столб, боясь расплескать содержимое собственного желудка. Ее муж больше налегал на водку. Праздник катился к своему логическому завершению, когда приятели жениха выкинули фортель. Пошептавшись о чем-то между собой, они, воспользовавшись тем, что молодой на миг отвернулся, подхватили уже не имевшую сил сопротивляться новобрачную под мышки и утащили куда-то по коридору. Судя по запаху - в сторону пищеблока.

- Молодку украли, - умильно закивала головой сведущая в таких делах бабушка. - Муж заметит - будет выкупать.
Муж не заметил. Через полчаса теща фальшивым голосом театрально громко вопросила в пространство:
- И где же наша красавица?
Муж и тут не среагировал. Еще через полчаса дружка, уставший удерживать новобрачную на кухне, сообщил ему о похищении открытым текстом.
- Да кто ж ее украдет такую? - содрогнулся молодой. - Поди блюет где-нибудь в туалете. Водка-то еще осталась? Эй, мать, дай-ка мне вон ту бутылку...
Еще через час, не имеющие возможности крикнуть "горько" гости стали скандировать:
- Не-вес-ту! Не-вес-ту!

Видя, что ему не дадут спокойно насладиться огненной водой, новобрачный злобно обвел взглядом зал. Не обнаружив нигде свою раздувшуюся половину, он встал и заревел, адресуясь, по-видимому, к ней же:
- Если ты... (женщина легкого поведения, гетера, куртизанка - грубо-уничижительное) через пять минут не придешь, я тебе всю морду раскровеню! - Свое обещание он подкрепил увесистым, со всего маху ударом по столу. Посуда на столе подпрыгнула, и покоившийся на блюде поросенок, истекающий жиром, соскользнул прямо теще на коленки.

Теща завизжала так, как, наверное, не визжал сам этот маленький поросенок в последние минуты своей жизни. С резвостью, которую трудно было ожидать в женщине за сорок, она со сноровкой стриптизерши стала сдирать с себя пропитанные раскаленным жиром и оттого невыносимые колготки...

И тут появилась молодая. Она шла по коридору, и духовки ресторанной кухни подсвечивали ее сзади адским пламенем. Ее ножки, видные сквозь полупрозрачное платье, из-за огромного живота казались тонкими, как спички. Изнуренная последними днями беременности, она двигалась тяжело и враскачку, как капитан Флинт по палубе своего пиратского фрегата. А в ее правой руке был крепко зажат огромный разделочный нож.
- Только тронь меня, обрубок красноухий, - скорее телепатически передала, чем произнесла она. - Только попробуй. Я тебе кишки-то выпущу...

Эта картина до сих пор стоит у меня перед глазами. Что было дальше - я не знаю. И врать не стану. Увидев нож, я тихо сполз со стула и незаметно, прикрываясь подружкой (нет, я не трус, просто говорят - я точно это где-то читал, - что колюще-режущие раны на женщинах заживают быстрее), выскользнул из зала.

А молодым остается только пожелать жить долго и счастливо. Если, конечно, еще одно сказочное пожелание - умереть в один день - не сбылось для них прямо тогда же, в день их свадьбы.