Кола

С того момента я не видел ее несколько лет, вплоть до окончания школы - я даже зачем-то придумал извинения, за то, что произошло еще в кинотеатре. Следующая наша встреча произошла на вступительных экзаменах в университет. Каким-то непостижимым образом на сдаче теста нас посадили вместе, а так как рассаживают за полчаса до начала тестирования, у меня было вдоволь времени, что бы наговориться с ней. Но я не сказал ни слова - лишь пару раз покосился на нее, промолчав вплоть до конца теста. Закончив заполнять бланк с ответами, я поднялся, и, бросив последний взгляд в ее сторону, направился к столу экзаменационной комиссии - она же даже не подняла голову: сидела и продолжала писать тест. Когда я вышел из аудитории, и уже намеревался уходить домой, меня будто передернуло - я решил что мне нужно, во что бы то ни стало, дождаться ее и спросить как она поживает. Сейчас эта мысль мне кажется совсем дурацкой, но тогда для меня все было по-другому.

Сидя на скамейке у входа в аудиторию, я ждал ее выхода - вот дверь открылась и вышел какой-то парень. Потом еще кто-то еще и еще, а ее все не было. В моей голове уже начали крутиться мысли, что я сейчас занимаюсь ерундой и проще будет подняться и уйти и вообще это не она, а мне показалось и я буду выглядеть дураком и мне это вовсе не надо и так далее и тому подобное. Когда я уже накрутил себя до предела и единственное, что мне хотелось, это встать и уйти - она вышла.

- Привет, - сказал я и попытался улыбнуться. Вышло у меня не сильно хорошо.
- Привет, - ответила она. - Прости за колу.
- Ээ... - тупо промямлил я - чего-чего, а такого оборота событий я вовсе не ожидал. - Тогда прости меня за снежок.
- Нет, - она состроила вредную рожицу. - Такие обиды надо искупать кровью! - засмеялась она.
- Меня Ильей зовут.
- Оля.

Так и познакомились, а в последовавшем после знакомства разговоре выяснилось, что мы учились в одной школе и даже на одной параллели и, тем не менее, ни разу не пересеклись, будто в аксиоме. Дальше - еще интереснее: Оля собиралась подавать документы в тот же ВУЗ и на тот же факультет что и я, чему я, честно признаться, был очень рад. Мы долго болтали - не сговариваясь, зашли в кафе, встретившиеся нам по дороге, и продолжили разговаривать. Она много рассказывала о себе, и мне было интересно, на самом деле интересно слушать о ее жизни. В какой-то момент разговор свелся к тому, кто чем собирается заниматься этим летом, на что Оля мне ответила, что в июле уезжает с родителями в Крым.

Это было тридцатого июня - я набрал Олю, и, не сказав «привет», сразу выпалил:
- У меня есть план. К черту родителей - мама достала два билета в Крым. Только ты и я. Три недели на солнце - у меня есть деньги, у тебя есть деньги. Едем?
- Едем! - ответила она, не задумываясь. - Конечно, едем!

Мы приехали в небольшую курортную деревушку, находившуюся под Судаком. Несколько первых дней были чем-то, что очень походило на рай: солнце, песок, море с белыми барашками волн, горы и любимый человек рядом. Мы днями лежали на песке, изредка ходили, окунались и возвращались обратно на горячий песок. Через неделю кожа от загара стала темной, словно молочный шоколад.

На восьмой день приключилась первое несчастье за наш отпуск - не знаю где, но я подхватил ангину: температура зашкаливала за отметку тридцать девять, тело горело - у меня не было сил даже встать с кровати. Временами я терял сознание и плавал в бреду - антибиотики, которые дала мама, особо не помогали. Мне не становилось лучше. Оля своими силами отодвинула наши кровати - я очень боялся, чтобы она не подхватила инфекцию, и даже порывался спать на улице.

На третий день болезни, когда я лежал в штанах, майке и байке с капюшоном на голове, завернутый в два одеяла, меня разбудила Оля и протянула горячий чай. Даже с мутным рассудком я очень удивился - у нас в «комнате» не было плитки и чайника. Мы, как полагается все раздолбаям, ели в столовой и в комнате держали только одежду, да кровати, а тут Оля приносит кипяток. Даже если она его купила в столовой, все равно вода должна была остыть - до нашей комнаты быстрым шагом двадцать минут, не меньше. От кипятка мне стало слегка легче - я все так же терял сознание, но уже мог говорить.

На следующий день случилось второе несчастье - с болезнью слегка Оля. До меня это дошло только когда утром, проснувшись, я не увидел ее лица рядом. Поводив глазами, я понял, что она лежит на своей кровати, свернувшись калачиком - глаза закрыты, а алые губы широко раскрыты, и с тяжестью, рывками, хватают кислород.

Не знаю, откуда у меня взялись силы - но в ту же секунду я вскочил и будто заведенный, приговаривая: «Все будет хорошо», начал греть чай, раздобытым Олей кипятильником. В тот же день я бегал в город, за десять километров - аптека была только там. Купив антибиотиков, я начал выхаживать Олю - у нее настолько болело горло, что она не могла ни говорить, ни даже полоскать его. Не знаю как, но в какой-то момент ко мне пришла идея - нагревать в чашке кипяток, затем выплеснув его, заворачивать горячий фарфор в махровое полотенце, и прикладывать «грелку» к шее. Не знаю, помогли антибиотики или грелка, но спустя два дня Оля уже говорила и могла ходить. Спустя еще два дня болезнь закончилась для нас обоих, будто ее и не было. Пропала слабость, температура, вновь хотелось смеяться, загорать и купаться.

Она была совсем промокшей и дрожала - от метро до корпуса бежать добрые четверть часа, а зонтик Оля не взяла - может, не посчитала нужным, а может просто забыла. Выяснять, почему она это сделала было глупо - не сказав ничего, кроме: «ну нельзя же так», я извлек из портфеля термос и протянул ей стаканчик с кофе. Она сделала глоток и прижалась ко мне - ее била крупная дрожь - Оля была в одной кофте и джинсах, а ведь на улице стоял апрель месяц.

Я сидел и наблюдал, как она с детской искренностью и блеском в глазах ест булочку и глотает горячий кофе. Было в этой картине что-то непостижимо близкое и доброе. Я не знал что именно - до сих пор не знаю. Ей становилось теплее, и от этого будто бы становилось лучше мне самому.

- Ешь, чего остановилась, - подбодрил я ее. - На пару опоздаем.
- Да и хрен с ней, - ответила она, развеяв нарисованную моим воображением картину милой «леди».
- Вот знаешь, ты сейчас так мило ела, дрожала. Зачем портить образ милой девушки?
- Да хрен с ним, с образом! - задорно ответила она и звонко засмеялась. - Сам ругаешься, а мне нельзя! Давай поднимайся - на пару опоздаем! - передразнила она меня, и понеслась в сторону кабинета.
- Тебе будто так и осталось тринадцать, - пробурчал я себе под нос, хотя в душе ее поведением был доволен - ненавижу зануд.

Сидя в кафе, я перебирал в голове нужные слова, словно в день нашего знакомства - сегодня я собираюсь сделать Оле предложение. Встретиться мы договорились утром, еще на первой паре. Когда я заговорил про кафе, она весело фыркнула и со смехом сказала:
- Уж не замуж ли собрался звать?

Не знаю, как она угадывала мои мысли, но она угадывала, и этому не было рационального объяснения. Сделав вид, что ничего подобного не затеваю, я отмахнулся:
- Давно никуда не выбирались, а мне вкусненького захотелось.
- В столовой бублик купи, тоже вкусно.
- Прекращай, - ответил я, прижимая ее к себе. - Сегодня никаких бубликов.
- Значит, идем в кафе, - подытожила она.

Оля вновь была промокшей - уже прошло три года, как мы встречались, а она все так же не желала признавать зонтики летом: «От летнего дождя не нужно скрываться, его нужно любить» говорила она, когда в очередной раз возвращалась домой промокшей. Подойдя ко мне, она не присела за столик - протянув руку, дрожащим, срывающимся голосом прошептала:
- Пойдем отсюда. По-жалу-йста.

Не став упрашивать себя дважды, я поднялся, и последовал за ней из теплого кафе на улицу - где сейчас хлестал проливной дождь. Внутри был неприятный осадок: я знал, что все очень плохо, раз Оля попросила выйти. Все очень и очень плохо, а ведь я даже не знаю что именно. Буквально пятнадцать минут назад она мне позвонила - голос у нее был уставший и совершенно подавленный. Сказав, что сейчас придет, сразу бросила трубку. Тогда я подумал это из-за усталости, но сейчас совершенно ясно, что произошло нечто ужасное.

Стоило нам выйти на крыльцо, Оля тут прижалась ко мне, уткнувшись лицом в мое плечо. Не знаю, сколько мы так простояли - я смотрел на пасмурное небо, на хлещущий дождь и чувствовал, как быстро бьется ее сердце. От нее пахло будоражащим воображение ароматом. Столько лет знаю человека, а каждый раз вдыхаю ее запах, будто первый.

- Мама умерла, - сказала она, взглянув на меня. Не смотря на то, что лицо все еще было влажным от дождя - в ее глазах ярко блестели слезы.

Я не ответил, лишь крепче обнял ее - обнял, не сказав ни слова. Это был момент, когда нельзя говорить, момент, когда словами можно лишь все испортить. Оля, уткнувшись мне в плечо, тихонько всхлипывала - я чувствовал, как колотится ее сердце, замирает на мгновение и начинает биться еще сильнее. Оля всхлипывала, и не могла остановиться - мое плечо насквозь промокло от ее слез.

Подняв голову, она вновь взглянула на меня и долго не отводила взгляда, а затем начала целовать - истерично, кусая губы, будто не могла насытиться. В этот момент у меня внутри царило смятение: я понимал, что с одной стороны это неправильно, и понимал, что с другой ей очень плохо, и она должна хоть как-то выплеснуть все, творящиеся у нее внутри. Не знаю, в какой момент Оля отстранилось от меня - знаю лишь, что моя рубашка была в мелких брызгах крови от моих прокусанных губ.

- Возьми меня замуж, - сказала она глядя мне прямо в глаза. - Пожалуйста. Ведь без тебя пропаду, я буду хорошей. Я в правду буду хорошей женой, - добавила она и вновь заплакала. - У меня ведь теперь никого нет, совсем никого. Не бросай, прошу.
- Оля, что ты такое говоришь, - ответил я, утирая ей слезы. - Если тебя нет, то и меня нет. Поняла?

© ЮраПЭ