Причалила лодка с рыбаками, они выгрузили рыбу, рассортировали ее, высыпали на траву мелочь для нашего кота Брикета и стали собирать сети. В лодке остался только местный бич дядя Миша. Он посмотрел задумчиво на нашу стирку, втянул ноздрями воздух, глянул на закат, на мужиков на берегу, потом себе под ноги и закричал кому-то: «Эй! Щуку-то забери - прокиснет. Говорили тебе не брать ее!»
Мужики на берегу оживились и стали наперебой задирать самого маленького ростом дядьку. Он пожадничал. Щука на дне лодки действительно была огромная и старая, успевшая даже обрасти тиной. Мясо у таких рыб сухое и жесткое, и ее из сети надо было просто отпустить обратно в Обь.
Маленький дядька сначала устало огрызался, а потом разразился такой забористой матерной тирадой, что для нас сразу пропало все очарование вечера. Суть тирады сводилась к тому, что дядька эту щуку и всех девок в придачу имел, имеет и иметь будет, и в рот, и хоть сейчас!
Над берегом повисла неловкая тишина. Мы с красными ушами углубились в стирку, ноги затягивало в песок, мужики растерянно косились друг на друга. Дядя Миша, глянув на нас, взял рыбу в руки, открыл ей рот и спокойно обратился огромной, зубастой в двадцать острейших, загнутых внутрь рядов, пастью щуки к мужику-коротышке: «Давай!»
Ногами с берега мы уйти не смогли - уползали на четвереньках по песку среди молодых сосенок, корчась от хохота и с трудом удерживая в руках мыло «Яблоневый цвет» и мокрые носки...
Ногами с берега мы уйти не смогли - уползали на четвереньках по песку среди молодых сосенок, корчась от хохота и с трудом удерживая в руках мыло «Яблоневый цвет» и мокрые носки...