Отца это не смутило - большой и внушительный в своей офицерской шинели, он коротко скомандовал диспетчеру остановить самолёт и понёсся вдогонку по рулёжной дорожке с пузатым чемоданом в одной руке и со мною в другой.
Потрёпанный, битком набитый чемодан не выдержал перегрузок при ускорении - у него отлетела ручка. Отца это смутило ещё меньше - он схватил здоровенный чемодан подмышку и побежал ещё быстрее. Следующим не выдержал шов бокового отделения - из него полетели вещи, а также выпрыгнул металлический ночной горшок, предусмотрительно привязанный мамой к чемодану за верёвочку, почему-то длинную. От удара о бетон от горшка отлетела крышка. Она тоже оказалась привязана верёвочкой, но уже к горшку. Вся эта многоступенчатая конструкция, включая папу, дико запрыгала по бетонке, издавая оглушительный грохот.
Мама неслась далеко сзади, подбирая обломки чемоданокрушения.
Небольшой самолёт, потрёпанный не хуже папиного чемодана, вдруг остановился. Распахнулась дверь, из неё выглянул, широко улыбаясь, лично командир экипажа. Спуская выдвижной трап, он молвил:
- А я бы улетел, но услышал какое-то звяканье и подумал, что это у меня опять что-то отвалилось...
Небольшой самолёт, потрёпанный не хуже папиного чемодана, вдруг остановился. Распахнулась дверь, из неё выглянул, широко улыбаясь, лично командир экипажа. Спуская выдвижной трап, он молвил:
- А я бы улетел, но услышал какое-то звяканье и подумал, что это у меня опять что-то отвалилось...