И вот на прошлой неделе расписывал Пушкин церковь в городке Бобры (половина церквей в Беларуси в его фресках). Работал несколько дней, запершись по привычке внутри один.
И вот приходит день сдачи работы. Приезжает местное церковное начальство и еще кто-то рангом повыше. Ходят, смотрят, нравится им. И вдруг видят - картина ада. На чертей одета ОМОHовская форма, на боках дубинки, наручники и прочая мишура. А в котле на пламени адском варятся два великих грешника - сам Александр Лукашенко и белорусский главный христианин митрополит Филарет (они везде у нас парой ходят, бизнес совместный, пошлины, табак, водка и все такое).
Церковники просто офигели:
- Это што такое?!
- Это картина Ада, - спокойно Пушкин отвечает. Серьезно так, внушительно, с высоты двухметрового роста.
- А это кто в котле?! - церковники не осмеливаются фамилии и имена называть, хотя все очевидно.
- А это грешники.
- Убрать!
- Не могу.
- Как так?
- Я когда рисовал, моей рукой перст святой водил, - аргументирует Пушкин.
- Убрать!
В общем, поругались они еще немного, ну, Пушкин и говорит тогда:
- Давайте так сделаем. Я замажу это картину черным углем, чтобы ничего видно не было. Если завтра она под углем не проступит, тогда я ее закрашу. Если же видна будет, значит правда нарисована. Он тут же взял уголь и зарисовал свое творение. Все удалились.
Справка.
Уголь в чистом виде не есть стойкая субстанция. Он осыпается через несколько часов после того, как им чего-то нарисуешь. Пушкин-то это хорошо знает. Художник, как-никак.
Так и тут случилось. Осыпался уголь часа через три. А утром приходит делегация снова - батюшки! - проступили лики главных грешников Лукашенко и Филарета под охраной чертей-омновцев! Значит, так и в самом деле свыше угодно. Перекрестились, одобрили росипись и уехали. А фреска от Пушкина осталась. Уже вторую неделю красуется. Пока рука ни у кого не поднимается Божий знак зарисовать.
- А это грешники.
- Убрать!
- Не могу.
- Как так?
- Я когда рисовал, моей рукой перст святой водил, - аргументирует Пушкин.
- Убрать!
В общем, поругались они еще немного, ну, Пушкин и говорит тогда:
- Давайте так сделаем. Я замажу это картину черным углем, чтобы ничего видно не было. Если завтра она под углем не проступит, тогда я ее закрашу. Если же видна будет, значит правда нарисована. Он тут же взял уголь и зарисовал свое творение. Все удалились.
Справка.
Уголь в чистом виде не есть стойкая субстанция. Он осыпается через несколько часов после того, как им чего-то нарисуешь. Пушкин-то это хорошо знает. Художник, как-никак.
Так и тут случилось. Осыпался уголь часа через три. А утром приходит делегация снова - батюшки! - проступили лики главных грешников Лукашенко и Филарета под охраной чертей-омновцев! Значит, так и в самом деле свыше угодно. Перекрестились, одобрили росипись и уехали. А фреска от Пушкина осталась. Уже вторую неделю красуется. Пока рука ни у кого не поднимается Божий знак зарисовать.
А, это художник привёз к крыльцу президента — ничего особенного. Тоже мне, диссидент, боже святый...
Ничего не понимают и понимать не хотят. За что воюют, что будет в результате, — никого не волнует, пока не припечёт.