Света

Впоследствии большинство из этих дюймовочек обычно превращаются в маленьких некрасивых женщин, претерпевая странную, почти мистическую, метаморфозу. Постаревшая кукла выглядит уродом. Но в юности (а ей было всего семнадцать) они поистине прекрасны.

Мы отправились в то самое арт-кафе, где они познакомились. Со стороны приятеля было весьма опрометчиво взять меня с собой. Хотя я никогда не замечаю девушек своих друзей, она вовсе не была его девушкой. У них еще ничего не произошло. По сути, это было их первое свидание. Поэтому Света была вольна в своем выборе. Впрочем, я не настаивал... Она сама попросила у меня телефон, когда приятель отошел в туалет, а затем позвонила тем же вечером и спросила, не хочу ли я приехать к ней в гости. Я замялся. Предложение было слишком неожиданным. К тому же, я собирался завтра утром встречаться с Дашей. Но ломаться я не стал, раздумывал секунд десять, а затем рванул на Третьяковскую.

По дороге я позвонил приятелю. Хотел объясниться с ним, сказать, что Света сама меня к себе пригласила. Но разговор сложился странно. Он сам заговорил о Свете, мечтательно поведал о том, что она любит ромашки, и что он только и о ней и думает с момента нашего посещения арт-кафе.

- Ладно, - сказал я. - Созвонимся. Спасибо.
- За что «спасибо»? - удивился он.
«За Свету», - подумал я. И сказал:
- Да просто так.

Она ждала меня у метро. Я подарил ей купленные только что ромашки, точнее белые хризантемы с мелкими цветочками. «Ромашек не было», - буркнул я. «Откуда ты знаешь?» - удивленный взгляд из-под длинных ресниц. «Догадался». Восхищение во взгляде... Мы сели в трамвай и, болтая о пустяках, поехали к ней. Я заметил, что Света напряжена. Мы были мало знакомы. И она смущалась.

Когда мы доехали до дома, поднялись по лестнице с ажурными перилами на второй этаж и зашли в квартиру, Света сразу прильнула ко мне. Я склонился и поцеловал ее в губы, ощутив, что пахнет девочка почему-то малиной.

- Пойдем сразу в постель, - сказала она, - а то ты слишком скован.
- Я? - Возражать я опять же не стал.

Помню сейчас ее силуэт в дверном балконном проеме. Она стояла голая и курила. А за силуэтом проглядывала ночная Москва - старые дома, серое небо в облаках и купол церкви напротив. Обнаженное юное женское тело на фоне древнего храма. Данным ей от природы телом она очень гордилась - особенно грудью. Ей нравилось ходить по дому голой. Когда я приехал со Светой к одному из моих приятелей он прошептал мне на ухо: «Ну, вы и смотритесь... Красавица и чудовище». На стене у нее висело огромное зеркало. Мы стояли напротив. Она - передо мной, крохотная, едва достающая мне до подбородка. А я, массивный, как утес, нависаю над ней. Лица: кукольное, почти идеальное - ее, и мое - обезображенное, с перебитым носом, шрамом над глазом и неровным изгибом брови. Мне нравилось брать ее за талию, мои пальцы почти сходились, настолько она была тонкой. Идеальная фигура - отнюдь не девяносто-шестьдесят-девяносто, а та, что внушает самцам сексуальный трепет. От изгибов этого упругого молодого тела действительно можно было свихнуться. Я всегда включал свет во время секса, чтобы видеть ее. Я не позволял ей проявлять хоть какую-либо инициативу, она была красавицей в лапах чудовища. И я обладал ею во всех позах, брал ее, ласкал, переворачивал, нанизывал. А ей оставалось только кричать от страсти и царапать ногтями мою спину.

С этими следами от ногтей я едва не погорел пару раз. Очень не хотелось, чтобы Даша решила, будто я ей изменяю. Но, как я уже упоминал, отказаться от развлечений на стороне я не мог. Мне казалось тогда, это нормально. Главное, не расстраивать лишней информацией свою любимую женщину. Идеология развратника в самом ярком проявлении.

Я человек, к сожалению (а может, к счастью), не лишенный совести. Она грызла меня почти неделю, и я все же решил объясниться с приятелем. Мы встретились, и я сказал...

- Тут такое дело. Помнишь, Свету?
- Что значит помнишь? - он улыбнулся. - Как можно забыть такую девушку! - В словах прозвучало столько восхищения, что собака-совесть взялась за кость моей души с удвоенным усердием. - Только она на со мной разговаривать не хочет, - он погрустнел.
- В общем, тут такое дело... - Я поскреб небритый подбородок, не зная с чего начать. Решил бить наотмашь. - Мы теперь вместе.
Он опешил. Потом воскликнул:
- С моей Светой?
- Почему это с твоей? С моей Светой. - Уточнил я. - Мы вместе с моей Светой.
- Это же я с ней познакомился!
- Ну да, ты с ней познакомился, а я с ней сплю.
- Ну ты и сволочь! - вскричал он, вдребезги разбил бутылку о мостовую, так что осколки полетели нам под ноги, и пошел прочь.

Объяснения не получилось, что меня порядком покоробило. Но я подумал, что влюбленный слишком много на себя берет. Разве я виноват, что она предпочла другого? Сам позвал поехать вместе в арт-кафе. С тех пор прошли годы, для меня - целые века. Я встретил его на Третьяковской, улыбнулся, пошел навстречу. Он, заметив меня, нахмурился и перешел на другую сторону улицы. Человек, который столько лет хранит обиду, по-моему, психически болен. А значит, Света тогда выбрала правильного парня.

Ее мама была женщиной одинокой. Подозреваю, очень красивой. Я никогда ее не видел. Она нашла себе богатого любовника и жила у него в особняке. Со Светой у нее были очень сложные отношения. С одной стороны, девочка была полностью заброшена и предоставлена сама себе, лет с пятнадцати. С другой, мамаша оставила дочке огромную трехкомнатную квартиру на Третьяковской, и считала, что этого вполне достаточно, чтобы дочь была довольна.

Беспорядок в квартире царил чудовищный. Складывалось ощущение, что Света не убиралась там никогда. Пройдя босиком по полу, я с ужасом обнаружил, что подошвы ступней стали черными. Ремонт тоже не делался много лет - обои выцвели, местами отслоились, побелка и штукатурка осыпалась, на потолке зияли трещины. Добротный старый паркет, по словам Светы, невозможно было отмыть. Он скрипел и вздувался. Мне хотелось принести тапочки из дома и ходить в них, но я не знал, как этот сугубо гигиенический жест воспримет Света. Вдруг она сочтет, что я собираюсь к ней переехать.

Между тем, встречались мы от случая к случаю. Она рассчитывала на серьезные отношения. И я вел себя, по ее мнению, странно. Ссылаясь на работу, все время исчезал. При этом я вовсе не хотел терять Свету. Мне было весьма удобно завалиться к ней часа в два ночи, иногда сильно подшофе, полюбить ее при свете люстры несколько раз за ночь, а утром отчалить по своим делам. При этом я привык к Свете, секс с ней мне нравился все больше и больше. Я не любил ее, но определенно к ней привязался.

«Многоженство - это, в сущности, неплохо, - размышлял я тогда. - Только очень уж у наших русских женщин нрав жесткий. Они соперниц в шаговой доступности ни за что терпеть не станут - расцарапают друг другу мордочки, или найдут другой, более цивилизованный способ, как конкуренток сжить со света».

В квартире у Светы постоянно ошивались какие-то сомнительные типы, чем она меня порядком раздражала. Казалось, она приглашает в гости всех случайных знакомых. И всех случайных знакомых своих подруг. Подруг я воспринимал как неизбежное зло. То и дела одна из них припиралась к Свете со своим бойфрендом, чтобы уединиться в одной из комнат. Хорошо хоть им хватало такта не совокупляться на нашей кровати. Не поймите меня неправильно. Я вовсе не переживал за осквернение «супружеского ложа», мною двигало исключительно чувство брезгливости. Однажды я даже застал у нее в квартире парочку молодых кавказцев.

- Это друзья Эльмиры! - представила их Света.
Друзья у подруги Эльмиры были мутные. Очень хотелось выгнать их взашей. Но возражала сама Эльмира.
- Дурочка, - говорил я Свете, - тебя же точно когда-нибудь ограбят.
- А у меня брать нечего, - отвечала она. Брать действительно было нечего. Квартира пустовала, даже телевизор отсутствовал.
- Тогда изнасилуют.
- Нет, - она смеялась, щекотала ноготками мне грудь, - они знают, что у меня есть ты. Ты не дашь меня обидеть.

Я только вздыхал. Если бы я хоть немного ее ревновал, то давным-давно взбесился бы от такого обилия гостей. Но правда заключалась в том, что мне было на нее наплевать. Да и гости вели себя в моем присутствии максимально пристойно. Очевидно, были уверены, что я Светин молодой человек. И она, видимо, меня таковым наивно полагала...

Несмотря на привязанность, расставание наше я пережил легко. Ей наконец надоели мои постоянные исчезновения и она решила поставить вопрос ребром.

- Извини, - сказал я, - но такой у меня образ жизни.
- Ах образ жизни, ну, тогда мы расстаемся!
- Что ж, - мы лежали в постели после акта любви, и я был порядком расслаблен. - Расстаемся - так расстаемся.
- Ну и что ты лежишь? - разъяренная, она уперлась спиной в стену и ногами спихнула меня с кровати.
- Прямо сейчас расстаемся?! - я поднялся с пола и гневно уставился на нее.
- А чего ждать?
- Ну и отлично, - я стал торопливо одеваться, сдернул с вешалки джинсовую куртку. - Адье! - сказал я на прощанье и вышел в ночь.

До метро было всего несколько трамвайных остановок, и я зашагал между рельс вдоль бульвара. Я знал, что это всё, наш роман завершился. Но тоски не чувствовал. Напротив, меня будто освободили. Я понял, что в последнее время разрывался между двумя женщинами, и меня это тяготило. Настала пора отдать всю свою любовь, всю страсть одной только Даше... Но на следующий день я познакомился с Рошель... Впрочем, об этом позже.

Со Светой мы больше никогда не встречались, даже не созванивались. Для меня расставание прошло так легко, словно она жила только в моем воображении. Думаю, для нее все было куда сложнее. Но у нее имелась гордость, и она ее проявила. Умница, девочка! Так с нами, самцами, и надо поступать.

© sociopat-dairy