Одно время уровень спермотоксикоза снижали расположенные по соседству бани, где семейные пары пускали в одну душевую кабинку без документов. Пускали до тех пор, пока парочка идиотов не занялась делом, прислонившись изнутри к дверце кабинки. Сопромат они знали плохо, прочность дверных петель не рассчитали и в разгар процесса вылетели в коридор, прямо под ноги контролерше и ожидающим своей очереди добропорядочным гражданам. После этого лавочка закрылась.
К счастью, на потоке учится Марина Потоцкая, москвичка и обладательница - не знаю, какими буквами написать, чтобы отразить уникальность ситуации - собственной отдельной квартиры. Никакого мажорства, самая обыкновенная семья. Просто квартира бабушкина, бабушка уже не ходит, и родители забрали ее к себе, а дочку выселили на освободившуюся жилплощадь. Маринка, добрая душа, стала давать запасные ключи сперва ближайшей подруге, потом еще двум и наконец - близким друзьям обоего пола, то есть почти всей группе. Установилось своего рода дежурство. Ключи выдаются на день с двумя условиями: убрать следы пребывания и исчезнуть до шести, когда хозяйка возвращается из читалки. Сама Марина квартиру по назначению не использовала: нехватка парней в институте, умноженная на низкую самооценку, зрение минус пять и разбитое еще на первом курсе сердце.
Из почти сотни студентов курса только один ничего не знал о Марининой квартире, да и вообще мало что знал об окружающей действительности. За четыре года никому не пришло в голову заговорить с Аркадием на темы, отличные от "дай списать" и "объясни теорему". Он и выглядел-то даже не как ботаник-заучка, а как карикатура на ботаника: тощий, длинный, лохматый, согнутый от стеснения буквой "Г", мучимый всеми известными психиатрии комплексами и еще некоторым количеством неизвестных.
Последние пару лет Аркадий мучительно страдал от затянувшейся девственности, но выхода для себя не видел. Легкодоступные девушки вызывали у него омерзение, а с труднодоступными требовалось как минимум заговорить и некоторое время беседовать на посторонние темы, а это было для него невозможно, при первой же попытке открыть рот без конкретной необходимости он впадал в ступор. Со среднедоступными девушками дело обстояло совсем плохо: и ступор, и отвращение.
Итак, общага. В мужском туалете беседуют два доблестных студиозуса:
- Что, стояк?
- А ты как думаешь? Две недели без секса. Сперма скоро из ушей польется.
- Что ты мучаешься, сходи к Маринке.
- Потоцкой? Я не очень-то ее знаю, неудобно.
- Брось, она никому не отказывает. Просто подойди и попроси ключи.
- Думаешь, даст?
- Конечно, она всем дает. Только не на завтра, завтра к ней иду я.
Аркадий, слышавший весь этот диалог из туалетной кабинки, от изумления едва не упал с толчка. Надо же, Потоцкая - и всем дает! Кто бы мог подумать! Марина, даже с учетом вновь полученной информации о ее сверхдоступности, отвращения не вызывала, и Аркадий понял, что это его единственный и последний шанс. Две недели он собирался с духом, наконец подошел к Маринке и, мучительно краснея, бекая и мекая, попросил ключи.
Марина посмотрела на него с интересом: ну и ну, и на такое чудо нашлась охотница. Наверняка не из нашего института, а то я бы знала.
- Да не красней ты так, дело естественное, - сказала она, протягивая ключ. - Адрес знаешь? Записывай. Завтра как раз свободно. И постарайся успеть до шести.
Назавтра Аркадий вне расписания помылся в душе и сменил белье. Без четверти шесть он, благоухая одеколоном "Шипр", с тремя гвоздиками и тортом "Снежинка" вошел в квартиру, уселся на табурет в прихожей и стал ждать. Воображение рисовало такие картины, что он едва не терял сознание. Наконец появилась Марина.
- А, ты еще здесь. Ты один? (она хотела бы посмотреть на избранницу).
- Один. (она что, групповухой тоже занимается?) Вот, - Аркадий ткнул в нее букетом и тортом.
- Ой, это мне?
Марина была приятно удивлена. До сих пор никто из постояльцев не догадался подарить ей хотя бы шоколадку.
- Ладно, пошли пить чай. Ванная здесь, помой руки, а я пока переоденусь, - сказала она.
То есть она думала, что так сказала. На самом деле фраза была короче, а может, Аркадий от волнения пропустил некоторые слова мимо ушей. Во
всяком случае, услышал он следующее:
- Ладно, пошли. Ванная здесь. Я пока переоденусь.
В свете всего предыдущего толковать сказанное можно было только одним способом. Аркадий зашел в ванную, разделся, потратил некоторое время на то, чтобы заставить себя снять трусы, не смог и в трусах двинулся в комнату. Фигура его больше всего напоминала латинскую букву F.
Маринка стояла у зеркала в спортивных штанах и лифчике, надеть олимпийку она не успела. Когда Аркадий коснулся ее плеча, она отреагировала так, как и следует реагировать всякой советской девушке: отчаянно завизжала, огрела его олимпийкой по голове, оцарапав молнией щеку, и спряталась за кресло. Аркадий, ожидавший совсем другой реакции, бессмысленно стоял посреди комнаты и вертел головой.
- Аркадий, что с тобой? Совсем с ума сошел? - Марина перевела взгляд на перекладину буквы F и догадалась: - Она не пришла, да?
- Кто - она?
- Ну девушка твоя.
- Какая девушка? Нет у меня никакой девушки.
- Тогда зачем ты пришел?
- Ребята сказали. Что ты... это... ну... всем даешь. Вот я и...
- Кто сказал? - Марина уже пришла в себя. - Скажи, кто, я этих юмористов поубиваю завтра.
- Никто. Я сам подслушал... что ты даешь.
- Даю. Ключи от квартиры я им даю, вот что. То есть давала, больше не буду. Но ты... Как ты вообще мог такое подумать? Ты что, совсем идиот?
Тут до Аркадия наконец дошел весь ужас его поступка. Он и до этого соображал не слишком хорошо, а теперь мозги отказали окончательно. Голосом робота Вертера он произнес:
- Да, Марина. Ты совершенно права. Я идиот.
Повернулся и на негнущихся ногах вышел из квартиры. Как был, в трусах. Если бы дело происходило летом, возможно, на этом бы все и кончилось. Но был конец ноября, уже выпал снег. Марина никак не могла допустить, чтобы однокурсник, не сделавший ей ничего плохого, простудился и заболел. Схватив в охапку его одежду, Марина выглянула из подъезда. Следов босых ног на снегу не было, да и бабки на лавочке вели бы себя совсем иначе, если бы мимо них только что прошел голый студент. Значит, он наверху.
Аркадий действительно стоял у решетки, закрывающей выход на крышу, и дергал замок. Если бы работники жэка забыли ее запереть, человечество понесло бы невосполнимую потерю. Но замок висел, деваться Аркадию было некуда, и он дал себя одеть, увести в квартиру и напоить чаем. К концу чаепития между ними было сказано больше слов, чем Аркадий произнес за последние три года с кем бы то ни было. Невидимая преграда, мешавшая ему общаться, рухнула под напором сегодняшних событий, и Аркадий, захлебываясь, рассказывал о своем детстве, о сверхтребовательном отце и забитой матери, о любимой сестренке, которая - надо же - как две капли воды похожа на Марину, и вообще обо всем. Он оказался неожиданно интересным собеседником, и вечер закончился тем, что Марина пригласила его зайти попить чаю еще раз.
Дальше чудеса посыпались лавиной. После четвертого чаепития Аркадий впервые не вернулся в общежитие ночевать. После пятого во всеуслышание рассказал анекдот, смешной и к месту. После седьмого ввязался в спор о природе мужчин и женщин, посрамив первых и вызвав шумное одобрение вторых. После десятого прогулял первую пару, и мы поняли, что он окончательно излечился.
Конечно, полностью переделать человеческую природу невозможно. Абсолютной нормы Аркадий так и не достиг и до конца учебы оставался чудаком и излюбленным объектом насмешек. Но что ему до этой нормы, если на сегодняшний день он живет в Силиконовой долине, является уникальным специалистом в какой-то высокотехнологичной фигне (я после долгих объяснений так и не понял, в чем именно) и из материальных благ не имеет разве что вертолета. Марина сделала лазерную коррекцию зрения, тщательно следит за собой, и когда Аркадий говорит, что женат на самой красивой женщине Калифорнии, я с ним почти искренне соглашаюсь - тем более, что моя любимая живет в другом штате, и это признание мне ничем не грозит. У них дочь-студентка и маленький сын. По-моему, они счастливы.
Из почти сотни студентов курса только один ничего не знал о Марининой квартире, да и вообще мало что знал об окружающей действительности. За четыре года никому не пришло в голову заговорить с Аркадием на темы, отличные от "дай списать" и "объясни теорему". Он и выглядел-то даже не как ботаник-заучка, а как карикатура на ботаника: тощий, длинный, лохматый, согнутый от стеснения буквой "Г", мучимый всеми известными психиатрии комплексами и еще некоторым количеством неизвестных.
Последние пару лет Аркадий мучительно страдал от затянувшейся девственности, но выхода для себя не видел. Легкодоступные девушки вызывали у него омерзение, а с труднодоступными требовалось как минимум заговорить и некоторое время беседовать на посторонние темы, а это было для него невозможно, при первой же попытке открыть рот без конкретной необходимости он впадал в ступор. Со среднедоступными девушками дело обстояло совсем плохо: и ступор, и отвращение.
Итак, общага. В мужском туалете беседуют два доблестных студиозуса:
- Что, стояк?
- А ты как думаешь? Две недели без секса. Сперма скоро из ушей польется.
- Что ты мучаешься, сходи к Маринке.
- Потоцкой? Я не очень-то ее знаю, неудобно.
- Брось, она никому не отказывает. Просто подойди и попроси ключи.
- Думаешь, даст?
- Конечно, она всем дает. Только не на завтра, завтра к ней иду я.
Аркадий, слышавший весь этот диалог из туалетной кабинки, от изумления едва не упал с толчка. Надо же, Потоцкая - и всем дает! Кто бы мог подумать! Марина, даже с учетом вновь полученной информации о ее сверхдоступности, отвращения не вызывала, и Аркадий понял, что это его единственный и последний шанс. Две недели он собирался с духом, наконец подошел к Маринке и, мучительно краснея, бекая и мекая, попросил ключи.
Марина посмотрела на него с интересом: ну и ну, и на такое чудо нашлась охотница. Наверняка не из нашего института, а то я бы знала.
- Да не красней ты так, дело естественное, - сказала она, протягивая ключ. - Адрес знаешь? Записывай. Завтра как раз свободно. И постарайся успеть до шести.
Назавтра Аркадий вне расписания помылся в душе и сменил белье. Без четверти шесть он, благоухая одеколоном "Шипр", с тремя гвоздиками и тортом "Снежинка" вошел в квартиру, уселся на табурет в прихожей и стал ждать. Воображение рисовало такие картины, что он едва не терял сознание. Наконец появилась Марина.
- А, ты еще здесь. Ты один? (она хотела бы посмотреть на избранницу).
- Один. (она что, групповухой тоже занимается?) Вот, - Аркадий ткнул в нее букетом и тортом.
- Ой, это мне?
Марина была приятно удивлена. До сих пор никто из постояльцев не догадался подарить ей хотя бы шоколадку.
- Ладно, пошли пить чай. Ванная здесь, помой руки, а я пока переоденусь, - сказала она.
То есть она думала, что так сказала. На самом деле фраза была короче, а может, Аркадий от волнения пропустил некоторые слова мимо ушей. Во
всяком случае, услышал он следующее:
- Ладно, пошли. Ванная здесь. Я пока переоденусь.
В свете всего предыдущего толковать сказанное можно было только одним способом. Аркадий зашел в ванную, разделся, потратил некоторое время на то, чтобы заставить себя снять трусы, не смог и в трусах двинулся в комнату. Фигура его больше всего напоминала латинскую букву F.
Маринка стояла у зеркала в спортивных штанах и лифчике, надеть олимпийку она не успела. Когда Аркадий коснулся ее плеча, она отреагировала так, как и следует реагировать всякой советской девушке: отчаянно завизжала, огрела его олимпийкой по голове, оцарапав молнией щеку, и спряталась за кресло. Аркадий, ожидавший совсем другой реакции, бессмысленно стоял посреди комнаты и вертел головой.
- Аркадий, что с тобой? Совсем с ума сошел? - Марина перевела взгляд на перекладину буквы F и догадалась: - Она не пришла, да?
- Кто - она?
- Ну девушка твоя.
- Какая девушка? Нет у меня никакой девушки.
- Тогда зачем ты пришел?
- Ребята сказали. Что ты... это... ну... всем даешь. Вот я и...
- Кто сказал? - Марина уже пришла в себя. - Скажи, кто, я этих юмористов поубиваю завтра.
- Никто. Я сам подслушал... что ты даешь.
- Даю. Ключи от квартиры я им даю, вот что. То есть давала, больше не буду. Но ты... Как ты вообще мог такое подумать? Ты что, совсем идиот?
Тут до Аркадия наконец дошел весь ужас его поступка. Он и до этого соображал не слишком хорошо, а теперь мозги отказали окончательно. Голосом робота Вертера он произнес:
- Да, Марина. Ты совершенно права. Я идиот.
Повернулся и на негнущихся ногах вышел из квартиры. Как был, в трусах. Если бы дело происходило летом, возможно, на этом бы все и кончилось. Но был конец ноября, уже выпал снег. Марина никак не могла допустить, чтобы однокурсник, не сделавший ей ничего плохого, простудился и заболел. Схватив в охапку его одежду, Марина выглянула из подъезда. Следов босых ног на снегу не было, да и бабки на лавочке вели бы себя совсем иначе, если бы мимо них только что прошел голый студент. Значит, он наверху.
Аркадий действительно стоял у решетки, закрывающей выход на крышу, и дергал замок. Если бы работники жэка забыли ее запереть, человечество понесло бы невосполнимую потерю. Но замок висел, деваться Аркадию было некуда, и он дал себя одеть, увести в квартиру и напоить чаем. К концу чаепития между ними было сказано больше слов, чем Аркадий произнес за последние три года с кем бы то ни было. Невидимая преграда, мешавшая ему общаться, рухнула под напором сегодняшних событий, и Аркадий, захлебываясь, рассказывал о своем детстве, о сверхтребовательном отце и забитой матери, о любимой сестренке, которая - надо же - как две капли воды похожа на Марину, и вообще обо всем. Он оказался неожиданно интересным собеседником, и вечер закончился тем, что Марина пригласила его зайти попить чаю еще раз.
Дальше чудеса посыпались лавиной. После четвертого чаепития Аркадий впервые не вернулся в общежитие ночевать. После пятого во всеуслышание рассказал анекдот, смешной и к месту. После седьмого ввязался в спор о природе мужчин и женщин, посрамив первых и вызвав шумное одобрение вторых. После десятого прогулял первую пару, и мы поняли, что он окончательно излечился.
Конечно, полностью переделать человеческую природу невозможно. Абсолютной нормы Аркадий так и не достиг и до конца учебы оставался чудаком и излюбленным объектом насмешек. Но что ему до этой нормы, если на сегодняшний день он живет в Силиконовой долине, является уникальным специалистом в какой-то высокотехнологичной фигне (я после долгих объяснений так и не понял, в чем именно) и из материальных благ не имеет разве что вертолета. Марина сделала лазерную коррекцию зрения, тщательно следит за собой, и когда Аркадий говорит, что женат на самой красивой женщине Калифорнии, я с ним почти искренне соглашаюсь - тем более, что моя любимая живет в другом штате, и это признание мне ничем не грозит. У них дочь-студентка и маленький сын. По-моему, они счастливы.