В лавке объяснили, что практически Челлини, не сомневайтесь. Беспроблемное прохождение таможни дама отнесла на счёт своего личного обаяния. По приезду домой выяснилось, что Челлини продолжает активно и плодотворно трудиться в Китае. Это к вопросу, есть ли жизнь после смерти.
Видела объявление «Продаётся набор эмалированных кастрюль б/у антиквариат». Долго думала. И в горестных размышлениях пришла к печальному выводу: боже, мне нечего оставить будущим внукам. В доме ни фаберже, ни чиппендейла, а наличествующие кастрюли, во-первых, не тянут, а во-вторых, до внуков не доживут.
Впрочем, я отвлеклась. Одно время приятельнице моей, Ю., перестали платить зарплату. Вообще. Мало того, мебельная фирмочка, в которой кандидат наук Ю. подрабатывала - мыла по вечерам полы, таинственным образом растворилась в пространстве, оставив после себя Ю., швабру и штук десять скандальных клиентов, требующих свои оплаченные кухонные диванчики. В довершение всего окончательно развалились сапоги.
- Денег нет и не предвидится, - сказала Ю., - так что приезжай, будем продавать бабулины часы, сегодня покупатели придут, а то сил моих уже нету ходить с мокрыми ногами.
Ю. от дальней родственницы достался почти антиквариат - часы с кукушкой, немецкая работа. На ходу. Правда, у кукушки временами, примущественно по ночам, сносило крышу, и она орала дурниной до изнеможения, пока не повисала обессилено над резными цветами, плодами и листьями.
Я поинтересовалась, а мне-то зачем присутствовать, на что Ю. ответила:
- А если какие бандиты придут?
Наверно, имела в виду, что уголовное дело с двумя трупами будет расследоваться тщательнее, чем с одним. У наших бессмертных душ появится шанс получить хотя бы моральное удовлетворение.
- Так, - сказала мне Ю., - ты не просто присутствуй, а как будто ты тоже покупатель. Хотя нет, не выглядишь. Значит, ты как будто из музея, им там не платят, так что вписываешься. Только не стой столбом, а стимулируй спрос, создавай конкуренцию.
В урочный час пришли покупатели - две дамы в спортивных костюмах лако-красочной расцветки и на каблуках. Мода на такую красоту уже отходила, но дамы успели вскочить в последний вагон.
- Пятьдесят долларов, - решительно сказала Ю.
- За что?! - возмутилась дама в лилово-розово-синем. - Сбоку пошарпано, листочек обломился. Тридцать - и ни копейки больше.
- Не смешите, это ручная работа, Шварцвальд. Вон девушка из музея старинного быта, они сорок пять дают, - не поддалась Ю., выразительно шевеля бровями в мою сторону.
- Да, - сказала я с энтузиазмом, - за сорок пять мы возьмём, мы всем музеем с давних пор мечтали, да что там мечтали - мы годами грезили о таких часах! Это не дешёвка какая - Шварцвальд, настоящий!
Наверно, энтузиазма было многовато, потому как дамы глянули подозрительно, а Ю. пнула меня под столом ногой. Дамы торговались, Ю. стояла насмерть, как триста спартанцев у Фермопил, а в глубине сцены я заламывала руки и завывала трагическим греческим хором, давая понять, что без часов этих музейная моя жизнь пуста и беспросветна, но больше сорока пяти никак.
Всё было на мази, дама в зелёно-оранжево-белом уже полезла в сумку за кошельком, но тут очнулась кукушка. Дама в лилово-розово-синем выслушала придушенные хрипы с просветлённым лицом и чуть ли не со слезами.
- С детства помню. У соседей похожие часы висели, у нас не было, а у соседей были, я к ним специально приходила - кукушку слушать. Знаете что? Музей сколько даёт? Сорок пять, так? Ну так вот - я сама добавлю пятёрку, продайте музею, пусть в музее будут, пусть люди смотрят! А то некоторые тут за копейку удавятся!
Дальше Ревизор, немая сцена.
Перестав через пару минут хлопать глазами и беззвучно открывать рот, Ю. выдавила из себя:
- Не надо мне вашей пятёрки! Хорошо, продам музею за сорок пять, раз вы такие альтруистки!
А потом, после ухода дам, добавила:
- Кто тебя просил так убиваться?! Стрепетова ты наша, Никулина-Косицкая! Ладно, сколько там той зимы осталось - дохожу как-нибудь в опорках. Чёрт! Но пять долларов мы могли бы взять - всё деньги!
© drevo-z
Ю. от дальней родственницы достался почти антиквариат - часы с кукушкой, немецкая работа. На ходу. Правда, у кукушки временами, примущественно по ночам, сносило крышу, и она орала дурниной до изнеможения, пока не повисала обессилено над резными цветами, плодами и листьями.
Я поинтересовалась, а мне-то зачем присутствовать, на что Ю. ответила:
- А если какие бандиты придут?
Наверно, имела в виду, что уголовное дело с двумя трупами будет расследоваться тщательнее, чем с одним. У наших бессмертных душ появится шанс получить хотя бы моральное удовлетворение.
- Так, - сказала мне Ю., - ты не просто присутствуй, а как будто ты тоже покупатель. Хотя нет, не выглядишь. Значит, ты как будто из музея, им там не платят, так что вписываешься. Только не стой столбом, а стимулируй спрос, создавай конкуренцию.
В урочный час пришли покупатели - две дамы в спортивных костюмах лако-красочной расцветки и на каблуках. Мода на такую красоту уже отходила, но дамы успели вскочить в последний вагон.
- Пятьдесят долларов, - решительно сказала Ю.
- За что?! - возмутилась дама в лилово-розово-синем. - Сбоку пошарпано, листочек обломился. Тридцать - и ни копейки больше.
- Не смешите, это ручная работа, Шварцвальд. Вон девушка из музея старинного быта, они сорок пять дают, - не поддалась Ю., выразительно шевеля бровями в мою сторону.
- Да, - сказала я с энтузиазмом, - за сорок пять мы возьмём, мы всем музеем с давних пор мечтали, да что там мечтали - мы годами грезили о таких часах! Это не дешёвка какая - Шварцвальд, настоящий!
Наверно, энтузиазма было многовато, потому как дамы глянули подозрительно, а Ю. пнула меня под столом ногой. Дамы торговались, Ю. стояла насмерть, как триста спартанцев у Фермопил, а в глубине сцены я заламывала руки и завывала трагическим греческим хором, давая понять, что без часов этих музейная моя жизнь пуста и беспросветна, но больше сорока пяти никак.
Всё было на мази, дама в зелёно-оранжево-белом уже полезла в сумку за кошельком, но тут очнулась кукушка. Дама в лилово-розово-синем выслушала придушенные хрипы с просветлённым лицом и чуть ли не со слезами.
- С детства помню. У соседей похожие часы висели, у нас не было, а у соседей были, я к ним специально приходила - кукушку слушать. Знаете что? Музей сколько даёт? Сорок пять, так? Ну так вот - я сама добавлю пятёрку, продайте музею, пусть в музее будут, пусть люди смотрят! А то некоторые тут за копейку удавятся!
Дальше Ревизор, немая сцена.
Перестав через пару минут хлопать глазами и беззвучно открывать рот, Ю. выдавила из себя:
- Не надо мне вашей пятёрки! Хорошо, продам музею за сорок пять, раз вы такие альтруистки!
А потом, после ухода дам, добавила:
- Кто тебя просил так убиваться?! Стрепетова ты наша, Никулина-Косицкая! Ладно, сколько там той зимы осталось - дохожу как-нибудь в опорках. Чёрт! Но пять долларов мы могли бы взять - всё деньги!
© drevo-z