Командировка была плевая. Съездить в главк - отдать полугодовой отчет. Можно было, конечно, послать кого-то из сотрудников. Но Олег Иванович решил поехать сам, чтобы хоть на денек отвлечься от рутинной рабочей суеты, развеяться. Казалось бы, один день всего, да ночной поезд туда и обратно, а все равно - душой отдыхаешь. Опять же - по Москве побродить.

В вокзальном буфете дернул сто пятьдесят коньяку. Командировка, ептыть. В его купе переодевалось семейство - мамашка лет тридцати шести-восьми и двое детей - пацанчик трех-четырех лет и аппетитная девчушка лет шестнадцати. Взгляд Олега Ивановича одобрительно скользнул по женщине, - Ты смотри, двое детей, а фигуру сохранила. Лет на пять моложе меня будет, пожалуй.

Он подождал в коридоре, пока соседи переоденутся. Затем, когда они вышли, вошел в купе, разделся и залез на свою вторую полку.

Заснул Олег Иванович быстро. Но быстро и проснулся. Было очень жарко. Хотя он и лежал в одних плавках и укрытым по пояс лишь простыней. Не спалось. Мамашка с малым пацаном легли, ясное дело, внизу. Олег Иванович скосил глава налево - на соседнюю верхнюю полку, где лежала попутчица-девочка. И застыл. Как охотник, на которого из чащи неожиданно выбежал зверь.

Магистраль пустынна: вот уже полчаса, как не встретилось ни одной машины.
- Здесь сворачивай налево, - хрипит с заднего сиденья Лысый.
Я не вижу, где здесь можно свернуть - дорога серой полосой разрезает бесконечный луг.
- Где? - спрашиваю раздражённо.
Лысый, скорее всего, бредит. Вообще, удивляюсь, что он ещё не умер с таким ранением. Вся машина пропитана вязким запахом крови. Даже открытые окна не помогают.
- Вот здесь. - Он стучит кулаком в окно. - Давай же.
- Но там нет дороги.
- Плевать.

Действительно, не всё ли равно. Притормаживаю и выворачиваю руль. Машина съезжает на обочину и оказывается по окна в траве, забрызганной полевыми цветами. Аромат смятых колёсами полыни, душицы и дикой мяты врываются в салон. Автомобиль, на удивление идёт ровно и гладко.

Месяц назад это случилось. Может чуть больше.
На Сокольнической линии. Между «Университетом» и «Проспектом Вернадского».
Вечерний час пик уже прошел. Толпы схлынули.
Было где-то девять, полдесятого вечера.
В вагоне, втором после головного, ехало человек пятнадцать, не больше.
Кто читал. Кто слушал плейер. Кто, после принятого «на грудь», храпел.
Обычная картина.
Вагон покачивался и вздрагивал на стыках.
Грохот колес и лязг сцепки прорывался в вагон даже через закрытые форточки.

Но завсегдатаи метрополитена москвичи и «примкнувшая» к ним небольшая группа «гостей столицы» в образе трех таджиков привычно не обращали на этот грохот никакого внимания. Если потом кто-то и рассказывал, что в атмосфере вагона витало какое-то предчувствие чего-то нехорошего, то скорее это было обычное вранье свидетелей необычного события. Которые «потом» и все видели, и все чувствовали, и предугадывали. Как в той знаменитой фразе - никто так не врет, как свидетель.

Кто точно ничего не видел - так это Михеич. Ибо спал, похрапывая, после принятого с напарником Серегой после трудового дня. Вроде и немного выпили - по бутылке на брата, но чего-то сморило его.

1 декабря
Палец Шефа, неуверенно покачавшись из стороны в сторону уперся мне в переносицу.
- Пойдем, нужно кое что обсудить. У нас есть один клиент, издалека начал он занимающийся авиаперевозками. Очень солидный входящий в холдинг ДенегХотьЗавались в который, кстати, входит группа компаний ДенегВышеКрыши. Короче, мы продали ему наше отраслевое решение.
- Какое решение? - выдавил я.
- Ну, решения как такового еще нет, но мы его уже продали. В конце концов, у нас есть прекрасные собственные разработки по управлению Страусиной фермой. Практически идентичные бизнес-процессы.
- Да, но там много специфики, - поспешил уточнить я. - Например страусы не летают.
- Это ничего, - успокоил шеф, - зато у нас есть специальная настройка для учета пингвинов в которой эта опция уже реализована и находится в стадии бета-тестирования. Проект займет всего месяц, а это приличные деньги.
Когда Шеф говорил о деньгах глаза его вспыхивали демоническим блеском.
- Ну, положим, что они за это заплатят, бубнил Шеф, порхая пальцем по калькулятору ну положим...
Надо сказать, что раньше Шеф увлекался астрономией и это его увлечение научило его спокойно относиться к цифрам с астрономической разрядностью.

Тонька Шаповалова замутила с роботом. Возвращалась в субботы с танцев и замутила. Конечно, не с бухты-барахты, тот робот ее давно обхаживал, да только Тонька все смеялась, робот все-таки, что с него взять.

Народ в Клюевке, конечно, судачить теперь начнет. Особенно бабы. Нет, ну был бы хотя бы киборг какой. Они хоть частично органические. Такие случаи в Клюевке бывали. Продавщица сельпо Верка Жирная даже замужем за киборгом побывала. За Володькой. Его по разнарядке из области прислали. Высокий такой, руки титановые, один глаз настоящий, белковый, а второй на реле, мог мигать, как на новогодней елке.

Жили они с Веркой год, а потом Володька с ума сошел. Сначала лазером заборы порезал, а потом соседского пса съел. Пришлось в город звонить, приехали и забрали Володьку на модернизацию, назад он уже не вернулся, говорят с кондукторшей какой-то сошелся. Потом еще директор местной школы, Илья Николаевич, мутил с училкой-киборгшей, Вероникой, но ту потом отозвали в область и на этом их роман закончился.

Но так, чтоб с роботом замутить, нет, такого в Клюевке, конечно же, не было.
Робот появился в селе случайно прошлым летом.

По перрону шел грузчик, подавшись вперед и толкая перед собой тачку для ручной клади. За ним шла какая-то эффектная длинноногая барышня, прижав телефон к голове и что-то бурно туда рассказывающая и жестикулирующая. На тачке лежал вперед ногами человек в хорошем костюме и пальто, в дорогих туфлях с чистыми и не потертыми подошвами. Человек этот лежал лицом вверх и рассматривал проплывающие своды вокзала. Лицо его было трезвое и спокойное. Суетящаяся публика расступалась и удивленно смотрела на процессию.

- Пьяный что ли?
- А с виду приличный, такой молодой.
- Ой, мама, смотри, дядю повезли!

Дойдя до дверей вагона, грузчик остановился. Барышня протянула проводнице билет и паспорт, а лежавший молодой человек, бодро встал с тележки, подхватил чемоданчик и шагнул в вагон, походя чмокнув девицу в щечку. Девица посмотрела ему вслед, вздохнула и продолжила трескотню по телефону.

- Пьяный? - спросила проводница у грузчика, пересчитывавшего купюры.
- Да нет вроде, чудной какой-то. Подошел, лег на тачку и говорит: «Вези меня на шестую платформу». Ну а мне-то какое дело? Чемоданы или человека. Всяко бывает. Привез.
- Заходите в вагон, кто с билетами. Провожающие покиньте вагон. Отправляемся. - сказала железнодорожная дева.

Жил на свете рыцарь. Бедный. Молчаливый. И простой. Буквально, как три рубля простой. Однажды встретил он дракона - и давай по своей рыцарской привычке мечом махать. Ну, и зарубил, конечно.

Рыцарь бедный, хоть и простой был, но догадался все же в пещеру к дракону слазать: вдруг, дескать, там принцесса-другая отыщется. Но никаких девиц в пещере не оказалось, зато, как заведено у драконов, были там груды золота и драгоценных камней. А ведь простота - она, как известно, хуже воровства, то есть приравнивается к мародерству, так что рыцарь бедный быстренько стал рыцарем богатым.

Ну всё, - подумал он, - дракона я победил, теперь пора и к принцессе посвататься! И отправился к ближайшему королю. Правда, короля поблизости не случилось - только император. Это наш рыцарь богатый по простоте в Китай заехал. Ну, ничего, - думает, - и у императоров дочки-принцессы бывают.

Ночью перед подъездом на асфальте появилась надпись «Зайка, я люблю тебя!». Белой эмалевой краской поверх небрежности трудов дворника. Все шестьдесят женщин подъезда зайкового возраста (от десяти до 60 лет) в это утро выглядели загадочнее черных дыр космоса. По лицу каждой читалась абсолютная уверенность, что послание адресовано именно ей.

- Как это трогательно. - умилилась одна из женщин. - Настоящий мужчина и романтик растет. Я-то думала так сейчас не ухаживают.
- И не говорите. - подхватила другая. - И только одна единственная знает, что это написано только для нее.
- Уж она-то точно знает! - залилась румянцем первая. - Но не расскажет никому.
- Эт моей Машке писали. - заметил мельком отец одной из гипотетических заек.
- Ну, ну. Ошибок-то нет! - возразили женщины. - Запятая где положена и «тебя» через Е, а не через И.
- Ну так и почерк ровный. - возразил уязвленный отец. - Не слепой человек, видимо писал. Так что и не вам, вероятно.

Так, слово за слово, разгорелся конфликт полов, поколений и социальных слоев. С мордобоем, матом и разорванными бусиками. Приехавший наряд милиции полюбовался с полчаса на побоище заек подъезда и только потом разнял всех.

Ляхов вжимался в заиндевелые бетонные блоки каптёрки заброшенного придорожного поста ГАИ. В проржавевшей рамке на крыше поста уцелела буква «Г», похожая на виселицу. Ляхову было холодно. Лохмотья почти не согревали его. Хуже того, Ляхов не имел представления, сколько осталось до прохода колонны.

Швейцарские часы Ляхова, которые он слишком поздно стал пытаться менять на продукты, отказались работать почти три месяца назад. Но и не помогли бы Ляхову швейцарские часы - график патрулей постоянно менялся. Вася, в прошлом исполнительный директор ветки какой-то сети гипермаркетов, а теперь такой же бомж, как и Ляхов, на вопрос о новом времени прохода лишь печально вздохнул и сделал неопределённый жест рукой.

От бомж-посёлка, некогда носившего языколомный титул «коттеджный», до шоссе было полтора десятка километров через заснеженные поля, мимо деревьев, притворившихся на зиму белёсыми скелетами. Ляхов протащил через эти километры своё истощённое, иссушенное голодом тело. Проделать тот же путь завтра Ляхов не надеялся, оставалось только ждать. Возвращаться просто так было немыслимо - в прокопчённом полуподвале его ждали пустые, выпитые мукой до дна глаза жены и бесконечные, доводящие до безумия стоны подрагивающих в горячечном забытьи детей. Лекарств не было, да и ни к чему они - детям нужна была пища; что-нибудь хоть чуточку более сытное, нежели отвар берёзовой коры, составлявший рацион семьи Ляховых на протяжении долгих, очень долгих последних полутора недель...

Когда Виталику было десять, папа однажды принес ему большую, богато раскрашенную книжку. На обложке был изображен парень в лихо заломленной зеленой шапке, в руках у парня был натянутый лук. Книжка называлась «Робин Гуд». Парень был грабителем, Виталик сразу проникся к нему расположением.

Затаив дыхание, листал он страницы, душа его волновалась. Какой мальчишка не мечтал немножко пограбить богачей на лесной тропинке, а потом не раздать немножко награбленного беднякам?.. Ах, если б только Виталик родился на 800 лет раньше!.. Он пришел бы в Шервудский лес, в своей лучшей футболке, буденовке и сандалиях, с самодельным луком и рогаткой, не знающей промаха, и попросился бы в шайку Робин Гуда!..

Но годы бегут, как стайка напуганных леммингов, и неумолимое время берет свое. И добро бы, если бы оно брало только свое, но ведь оно без зазрения совести прихватывало и Виталиково!

Время цинично лишило Виталика трогательной детской веры в Деда Мороза, время забрало у него широкую белозубую улыбку, льняные волосенки и курносый нос, которые делали Виталика таким очаровашкой в десять лет. В качестве компенсации время оставило Виталику щербатую усмешку с дыркой на месте левого клыка и двумя железными зубами справа, сломанный в двух местах шнобель, рыжеватый бобрик на голове и такой же масти двухдневную щетину. Легко догадаться, что Виталик не был вполне удовлетворен таким обменом.