- Солнце, пойдем уже. Нет здесь уникальной картины, о которой ты говорила. Мы уже два раза обошли эту галерею. И смею тебя заверить - все эти картины красивы и уникальны, а не только та у которой ты уже десять минут стоишь. Хоть с тебя картину рисуй.
- Еще чуть-чуть, милый, совсем немного. Я посмотрю на этого человека и пойдем. Мне кажется, я его где-то уже видела.
- Кого, его?
- Молодого юношу на этой картине с красным цветком.
- Вообще-то это девушка с окровавленным ножом...
- Нет, изображена здесь пустота. Я стар и мне она видна.
- А я тут вижу маму...
- А я папу...
- Я вижу внутренний свой мир.
- Нет, тут изображенье бога!
- Кто автор этого шедевра?! И кто рассудит нас, в конце концов?
- Солнце, пойдем. Здесь все сошли с ума...
- Господа, товарищи, дамы! Отойдите, пожалуйста, станьте подальше, не спорьте, не толпитесь. Я все сейчас вам объясню и вы поймете.
- А кто вы?
- Тише, послушаем знающего человека, эта женщина - искусствовед, она здесь работает на полставки.
- Итак, уважаемые посетители, минуточку внимания! Вы наконец-то обнаружили ее. Теперь мы можем с точностью в сто процентов заявить в феноменальности изображения на картине. Сейчас вы имеете честь первыми видеть единственную картину в своем роде. Автор ее не известен, дату создания тоже пока установить не могут, но я думаю это вопрос времени. Все дело в том, что на картине изображена... любовь. Тише, тише, уважаемые. Да, да именно любовь. Такой, какой она является для каждого из нас. Так что в вашем споре бесспорно правы все... - Когда-то было в картинной галерее.

- Ох, - думал Максим Евсеевич, гадливо глядя в заляпанный пальцами монитор, - Это ж надо ж, какая пакость! И как такое можно вообще людям показывать? Это ж срам! Стыд и срам! Тьфу!
Плюнув в монитор, Максим Евсеевич содрогнулся и решительно направился на кухню, где, бахнувши граненый стакан водки, отчаянно зачадил папиросой.

- Нет, ну до чего дошло, - возмущенно восклицал Максим Евсеевич, - Я понимаю, когда, там... Не, ну это! Это же, вообще ни в какие ворота! Дрянь какая-то... Тьфу!
Максим Евсеевич в сердцах плюнул на пол и, вновь содрогнувшись, бахнул еще один стакан. После чего тихонько проследовал в комнату и осторожно заглянул в монитор.

- Ах ты ж мать! - вскрикнул Максим Евсеевич и отскочил в сторону, - Ну что за пакость-то такая! Ну, где ж такое видано-то? Тьфу, мерзота! Уй! Постеснялись бы!
Он буквально убежал на кухню к спасительному стакану и папиросам.

Саша Молотков долго не мог решиться, о чем писать в сочинении про самый страшный день в своей жизни. Очень странное решение учительницы литературы и русского языка Евы Аркадьевны Полководец изменить обычную тему "Как я провел лето" привело в восторг весь класс. Кроме, разумеется, Саши. И не потому, что вспомнить было нечего, слава Богу - и войн, и бедствий на его веку, вернее веках, было немало. В этом-то и была проблема. К тому же беспокойство вызывала настойчивость училки, с которой она раз за разом возвращалась к опасным для Саши темам.

Это началось с того момента, когда на уроке, посвященном творчеству Льва Толстого, Молотков, увлекшись, сболтнул лишнего о великом писателе. Забылся и упомянул, то, что никто кроме близких друзей Левушки знать не мог. Никто вроде и не заметил, но Ева Аркадьевна после этого очень изменилась. Всегда приветливая и радостная раньше, теперь стала чуть настороженнее. Правда, самого Сашу Ева Аркадьевна очень сильно раздражала. Он не мог понять почему, но не было сил смотреть на нее без сильной неприязни.

Молотков был счастливчиком или самым несчастным человеком на земле. Сам он не мог определиться. Дело в том, что он помнил все свои предыдущие жизни. Рождался, жил, потом, погибал на войне или умирал от болезней и снова рождался. Но всегда помнил, кем он был раньше. У него было много родителей, много национальностей, огромное число друзей, бесчисленное количество женщин. В некоторых жизнях он отдыхал, в некоторых добивался невероятных успехов, не раз был гением, бывал злодеем. Огромное удовольствие ему доставляло читать о себе же в учебниках истории.

Дмитрий Васильевич, мужчина 54-х лет от роду, работал бригадиром смены вагоно-ремонтного депо одной железнодорожной станции. Смена под его руководством доработала до 10 утра, и рабочие пошли в бытовой вагон. Обычно все ложились отдыхать, но в этот летний день в депо выдавали зарплату. Оставалось подождать пару часов и после 12 идти в бухгалтерию. Настроение у всех было на высоте, по вагону неслись шутки и дружный хохот рабочих.

Бригадир жил в небольшом поселке, населённом преимущественно работниками Ж/Д. Он приехал сюда 32 года назад, еще в молодости. Обзавелся семьей, на данный момент имел взрослую дочь и двух внучек. Домой он ходил по железнодорожному полотну, метров 600, затем сворачивал на тропинку и - почти во дворе. И в этот светлый день, получив деньги, Дмитрий Васильевич направился восвояси. На станции бригадир зашел в магазин, где всегда оставлял залог в тысячу рублей - после смены он брал одну-две банки пива, чтобы было не скучно идти, и сладостей для своих внучек. Отдав деньги знакомой продавщице, Дмитрий пошел по шпалам, шурша сапогами по щебёнке.

Не доходя метров 200 до сворота, бригадир увидел старика. Он практически всех знал в этом поселке, где было около 6000 тысяч человек населения. Но этого старца видел впервые. Дед сидел на рельсах, на нем была простая одежда: потертая рубаха и выцветшие брюки. Седые волосы, такая же седая и длинная борода.

- Здрав будь, путник! - Дмитрий присел рядом - Вижу, Вы не местный... Какими судьбами?
- Вот скажи мне, Василич... Ты в Новый год желание загадывал? - ошарашил Дмитрия старик.

Как-то раз Бобров поймал Мальцева с пятилитровой пластмассовой емкостью фальсифицированной водки. Проходил мимо него по улице и по запаху ацетона фальсификацию учуял. Схватил за ворот, посмотрел в его зрачки и ударил вполсилы по печени.

Вдруг чувствует - что-то не то. Стоит Мальцев и улыбается. Бобров тогда посильнее ударил. А Мальцеву хоть бы что: улыбается и хихикает. Начал тогда Бобров бить Мальцева по почкам - и руками, и ногами. Никакого эффекта. Пришлось ему тогда так отволочь Мальцева к милиционерам за уши и за волосы. Расстроился Бобров, попросил милиционеров быть построже с Мальцевым, и домой поехал, да и напился с горя. Думал, что ослабел.

Иван Петрович оглянулся на свою супругу Анну Николаевну, озабоченно смотрящую на него сквозь толстые линзы очков, и аккуратно приоткрыл дверь в комнату внука. Перед ним открылась знакомая за последнюю неделю картина: 15-летний внук Андрей, приехавший к ним на летние каникулы, с надетыми на голову наушниками, ожесточенно стучал по клавишам старенького ноутбука и порывисто юзал не менее старой мышкой. Время от времени он откидывался от стола, вскрикивал, порывисто вскакивал с кресла и тут же падал обратно, тупо уставившись на экран монитора.
- Да блин, что же такое-то! Куда админы смотрят?!! Этот Аргус - «читерюга» же реальный, сплошные «хедшоты»!!! Блин, ну ладно, сейчас слонобоя возьму и устрою ему, козлу вонючему!
Пауза миновала, и Андрей снова схватился за мышь.

- Андрей, Андрей, - негромко позвал внука дедушка. Но Андрей никак не реагировал на деда, полностью поглощенный игрой. Тогда Иван Петрович потряс внука за плечо. Тот дернулся и с раздражением, в очередной раз отбросив от себя мышь, резко повернулся к стоящему сбоку деду.
- Блин, ну дед, я же тебя просил не приставать, когда я гамаю! Опять меня в чешку отоварили! - со злостью срывая с себя наушники, проорал внучок.

Рано утром к ваятелю Джерку пришел царский визирь.
- Здравствуй, Джерк, - сказал визирь. - Я вижу, сфинктер удался на славу.
- Это сфинкс, - буркнул Джерк, шлифуя нос статуи крупным напильником.
- Да неважно, - отмахнулся визирь. - Я к тебе по другому вопросу.

Джерк вздохнул и повернулся лицом к визирю.
- Слушаю тебя, визирь Неберуф.

Тот облизнул губы и продолжил:
- Его величество фараон-батюшка Тьфутинахт Семнадцатый желает построить статую. Ты ведь можешь построить статую?
- Изваять, - проворчал Джерк. - Могу.
- Не придирайся к словам, Джерк, - строго сказал Неберуф. - Просто скажи: "Да, господин визирь".
- Угу, - кивнул Джерк.

Зашел сегодня в магазин, хлеба купить и так, по мелочам. Стал в очередь в кассу, стою. Передо мной человек пять-шесть. Стою, жду терпеливо. Минут через десять до меня очередь дошла. Слава Богу, думаю, наконец-то. И только хотел уже с кассиршей поздороваться, как тут на тебе. Подходит старушка. В руках половинку черного держит и баночку сметаны, жирность 15 процентов.

- Сынок, - говорит. - Дозволь бабушке без очереди товар отбить. Бабушка старенькая, ей тяжело.
Тут я и опешил.
- Вот те здрасьте, - отвечаю. - С какого такого, фига, бабуля, я вас должен пропускать? И вообще, почему вы о себе в третьем лице разговариваете? Вы что, царица какая может, а остальных за гвоно тут держите?
Позади народ тоже возмущаться стал, зашумели: мол, кого ты старая говном обозвала? И почему прешься тут без очереди?

Мачеха с кривой усмешкой вылила воду из двух ковшей и тщательно перемешала носком башмака.
- К вечеру отделишь одну воду от другой, - сказала она. - А потом вот, - она протянула пакет с семенами, - посадишь, польёшь, вырастишь и соберёшь урожай с каждого! И не забудь про птиц!
Золушка только вздохнула: "Хорошо..."
- Так, что ещё... - в задумчивости нахмурилась мачеха. - Про купол сказала, про источники света сказала, про небо и землю тоже, про птиц, зверей и гадов морских... вроде всё. И сроку тебе неделя. Но конечно, если сумеешь управиться за шесть дней, - тут мачеха позволила себе ещё одну насмешливую улыбочку, - то в день седьмой можешь отдохнуть от трудов своих. А нам пора на бал. Счастливо оставаться...

Светило солнышко, пели птички, настроение у Золушки было поганое. Полы она уже натёрла, посуду помыла, но оставалось ещё неперебранное зерно, нестиранное бельё и эти гадкие розовые кусты, от которых она всегда чихает. А тут ещё в дверь кто-то ломится.

- Вам кого? - спросила Золушка, приоткрыв окошко в двери. - Никого нет, все уехали на бал.
За дверью обнаружилась высокая костлявая старуха с живописной бородавкой на носу.
- Элла Синдер здесь живёт?
- Да... - Золушка даже растерялась. - Это я.
- Вот тебя-то мне и надо, - довольно хмыкнула старуха. - Открывай давай.
Угрозой от старухи не веяло, но Золушке всё - равно стало как-то неуютно.
- А Вы, собственно, кто?
- Родственница, - отрезала старуха. - Ну ты открывать будешь или нет?

Проснувшись утром с ужасной головной болью, Джимми долго смотрел в потолок и о чём-то думал. Жил он в Сиэтле, один. Но к нему часто приходили друзья. Выпить, покурить, да поговорить... Ничего особенного. Зарабатывал он себе на жизнь, работая на складе... Джимми всегда мечтал о другой работе... Мечтал о творческой работе. В общем, о такой работе, от которой он получал бы огромное удовольствие. Но жизнь так сложилась, что Джимми рано лишился отца. Смерть отца он пережил очень тяжело, ведь это самая первая потеря в его жизни. И остался он жить с матерью вдвоем. Жили они бедно, поэтому Джимми подрабатывал после школы, помогая своему старому знакомому разносить газеты по домам. А иногда он бродил по улицам, в поисках пустых бутылок и сдавал их взамен на деньги... В общем, многие так жили, ничего особенного тут нет...

Пролежав в постели еще минут 15, Джимми заставил себя встать. Он оглядел свою комнату. Разбросанные бутылки, окурки и спёртый запах сигарет заставили вспомнить ему вчерашний вечер. То-то голова раскалывалась на части... Дело в том, что с Джимми произошло нечто ужасное...

Однажды, после очередного трудового дня Джимми возвращался домой. На улице было уже довольно темно. Дорога была длинной... Обычно, чтобы скоротать время, он придумывал разные истории, воображал себя героем какого-нибудь фильма. Городские огни, шум машин только вдохновляли его. Для полной картины ему не хватало музыки. Тут он вспомнил про свой старенький плейер. Одев наушники, Джимми полностью погрузился в свои фантазии. А в это время за тёмным углом его ждал неприятный сюрприз. Человек в черном поджидал подходящего момента напасть. Ничего не подозревающий Джимми шёл не спеша и вдруг кто-то повалил его на землю. Что случилось, Джимми так и не смог понять. Просто не успел. Отключился.