Один женатый американец не поленился регистрировать все случаи секса с супругой и аргументы, которые она приводила в пользу того, чтобы им не заниматься. Годовой отчет выглядел так: секс - 12 раз.

Причины им не заниматься, отмазки по убывающей:

Я только сегодня постелила свежее белье - 55 раз.
Я устала - 50 раз.
Я не в настроении - 44 раза.
У меня критические дни - 27 раз.
У меня дико болит голова - 23 раза.
Слишком поздно. Мне завтра надо рано вставать - 20 раз.
Еще слишком рано - 19 раз.
Я не могу пропустить эту серию - 19 раз.

Язык мой, враг мой, а может и друг, ещё не решила.
Катаюсь по городу, остановилась у магазинчика и вижу своего парня, с которым недавно расстались. Смотрю, он не совсем трезв.
- Тебя может подвезти домой-то? – я.
- Неее, с тобой страшно, – он.
- Не так я плохо еду, как у тебя стоит... - тут пауза, я вижу его выражение лица, понимаю что сказала, хотя хотела сказать, совсем другое, не знаю как так вырвалось. Тут же оговариваюсь:
- То есть ты выпил, покачиваешься. Не так выразилась, – а у самой улыбка до ушей, смешно получилось.
- Ну, да я понял, так я и понял, – сказал он тихим голосом и с потухшим взглядом, опустив свои очи в землю, он ушёл в магазин.

Ворочалась, ворочалась, не могла уснуть. Решила послушать тихую, расслабляющую музыку, включила плеер и в наушниках уснула. Всё остальное является сном.

Я просыпаюсь, вокруг темно, играет песня, ну которой нет на моём плеере и я никогда её не слышала, я не знаю этой песни, её не существует. Я её прослушала полностью, потом сделала повтор, снова прослушала итак раза ¾. Потом плеер потух, видать батарея села, подумала я. Вытащив один наушник, я почувствовала, что на меня сзади наваливается какое-то тело, а лежала я на боку.

Я очень испугалась, ведь знаю, что дома я одна и этого не может быть. В моём сознании проносятся мысли: «Этого не может быть, этого не может быть. Надо сейчас быстро снова уснуть, а утром будет светло, не страшно и никого рядом не будет».

Тут я чувствую, что я совсем не чувствую своё тело, только тяжесть, которая с каждой секундой всё больше и больше покрывает моё тело, мешает дышать, шевелиться и я ничего не могу, даже слова произнести не могу от страха, который поглощает мой разум. Я пытаюсь освободиться, но моё тело меня не слушается, потом я стала ощущать, что этот человек начал таять, реально он как будто таял, спускаясь вниз. Но там он схватил меня за ноги и начал тащить, я ощущала себя наполовину парящей в воздухе и только ноги ощущали тяжесть рук тянущих меня с кровати.

Рассвет. Раннее утро. Собираемся к автобусу. На кухне жена накрывает стол позавтракать. По оконному сливу гуляет ворона и что-то пытается склевать. Жена, услышав стук клюва о металл, обернулась и умилилась: "Птичка кушать хочет" - положила за окно корку хлеба...

С тех пор, в любое время года, каждый день, без выходных, ровно в 5-30 по Московскому громкий стук в окно. Пытались гонять - возвращается, стучит пока не получит свою корку. Пытались не обращать внимания - сила стука нарастает, нервы не железные, окно жалко. Отпугиватели не действуют. Убить - рука не поднимается.

Жена ждет когда ворона сдохнет. Боюсь ей сказать, что вороны 300 лет живут...

Нужно было продать монитор.
Набрал текст объявления, начиналось оно: "срочно продам..."
Полез на сайт объявлений и выяснил что забыл пароль.
Выполнил стандартную процедуру смены пароля...
Ответное письмо с новым паролем пришло мыло на следующий день.
За это время у брата сдох монитор.
Пришел - забрал...
А так хотелось продать...

Как-то, говорят, Святой Патрик изгонял из Ирландии языческую богиню. Богинька отличалась умом и сообразительностью, так как была по совместительству еще и лисой-оборотнем. Патрик ей предложил, чтобы она с миром ушла "на восток". Богиня же сказала, что её это, в общем-то, устраивает, и вообще, Ирландия уже не та, но в качестве моральной компенсации попыталась затащить Патрика в постель. По официальной версии, Патрик отказался и изгнал её каким-то еще образом.

Всё бы ничего, но на востоке от Ирландии лежит наша страна, богатая своим фольклором, в котором, в частности, часто фигурирует такой персонаж как Лиса. А отчество у Лисы... Патрикеевна.

Это рассказ человека о том, как он и его "клан" выживали на протяжении года в городке с населением 60.000 человек в период распада Боснии в 1992 году. И, несмотря на то, что это описание чрезвычайной ситуации, все сказанное им может помочь предвидеть определенные реалии и учесть это в подготовке к ним.

Люди давно перестали думать своей головой, верят в какое-то мифическое государство, якобы улучшающее условия жизни, но, блин, задумайтесь - кто вы? Планктон, который плывет по течению и терпит всю эту безнаказанность властей, либо вы свободный человек, который живет свободой и правдой? Мне до сих пор стыдно видеть людей, поддерживающих действующую власть. Они спросят меня почему? Да, блин, наверное потому, что мы для них расходный материал, наши жизни в их цепких руках - ничто, они не сделали абсолютно ничего стоящего для людей, но люди продолжают потакать своим низменным потребностям и желаниям, верить лжецам и лицемерам. Возможно, это не закончится никогда и поверьте, мне стало страшно жить в этом мире, в мире тотальной лжи, лицемерия, власти денег и деградации людей.

Поймите, что наша жизнь принадлежит только нам, а не кучке жуликов, возомнивших себя королями земли. Надеюсь хоть кто то прочитает это, а если кто то задумается, то я правда стану счастливее, ведь в наше время человечность исчезла вместе с любовью и надеждой, возможно в сердцах многих еще теплится лучики надежды, но они угаснут вместе с новыми законами, новыми запретами и еще кучей всякой погребени ненужной людям.

В 60-х годах прошлого века во МХАТе получила широкое распространение игра - если кто-то из участвующих говорит другому: «Гопкинс!» - тот, независимо от ситуации, в которой находится, должен обязательно подпрыгнуть. Не выполнившим условия грозил большой денежный штраф. Чаще всего «гопкинсом» пользовались мхатовские корифеи, причем непременно на спектаклях, в самых драматических местах.

Кончилось это тем, что министр культуры СССР Фурцева вызвала к себе великих «стариков» - Грибова, Ливанова, Массальского и Яншина. Потрясая пачкой писем от зрителей, она произнесла целую речь о заветах Станиславского, о роли МХАТа в советском искусстве, об этике советского артиста. Нашкодившие корифеи, имевшие все мыслимые звания, премии и награды, слушали министра стоя...

Я так хотела сказать, как сильно я люблю и что я вся твоя, но слова застряли в горле. Я так хотела остаться, но я вышла из машины и ушла. Я так хотела оглянуться и посмотреть на тебя, но не смогла повернуть головы. Ты отпустил меня, ты так сам захотел, и я устала ждать. Больше ни видеть, ни слышать, ни касаться тебя – это большое испытание, тяжёлая мука. Но я справлюсь, поверь мне, я справлюсь. Никогда не унывала и теперь не стану. И снова день станет днём, а ночь ночью. Не будет больше беспроглядной тьмы, снова выглянет солнце из-за туч и я буду, как и прежде, улыбаться и радоваться жизни. Я упала очень быстро, ты даже не дал мне парашюта, и я разбилась. Осколки моей души сейчас на самом дне, я их соберу воедино и поднимусь, скоро, очень скоро. Мне бы только сердце своё услышать, ты мне всё вернул, даже полотенце, только сердце оставил себе на забаву. Так и быть проживу и без него, а может мне тоже кто-то подарит своё сердце, как однажды я подарила тебе своё.

Был симпатичный анекдот, смысл которого состоит в том, что расстояние между шпалами не соответствует мужским шагам потому, что у нас в стране шпалы укладывают женщины...

В начале восьмидесятых, был я в командировке в Южном Урале. И нестерпимо захотелось мне побывать на своей юридической родине - в Северном Казахстане. Туда, ещё до войны, были сосланы родители моих родителей. Покинуть место многолетней ссылки разрешили уже после войны, благодаря фронтовым наградам и ранениям отца. Короче, вывезли меня в раннем младенчестве. О родине, затерянной в казахстанских степях, знал по рассказам.

На удивление, немало местных жителей хорошо помнили моих предков. Привели меня к саманной хате, выглядывающей из земли всего-то метра на полтора. Эта хата, была построена моим дедом, в голой степи наспех, к зиме тридцать седьмого. Там жили незнакомые пожилые люди, которые любезно предложили мне пожить или хоть переночевать в хате, в которой я родился и жил, правда, меньше месяца.